Шмуэль-Йосеф Агнон - Вчера-позавчера

Итак, жил я в Галиции, и дела мои шли хорошо. Прошли годы, и покинул мой тесть этот мир, и весь его бизнес перешел ко мне. Ввел я несколько новшеств. И раз в три года приезжал в Эрец Исраэль, чтобы исполнить заповедь почитания отца, и проводил здесь несколько месяцев, и изготавливал вино из винограда братьев наших, крестьян из мошавот. А для ребе из Бельза, чтоб он был здоров, я делал вино из винограда, купленного у арабов, чтобы не было опасений в нарушении заповедей седьмого года, отделения десятины и запрета на плоды дерева до третьего года [107] Плоды с очень молодого дерева, моложе трех лет, нельзя, согласно еврейской традиции, употреблять в пищу. . Кроме того, привозил я плоды из Эрец Исраэль. Однажды поднес я из них приношение одному праведнику в праздник пятнадцатого швата, поцеловал праведник каждый плод, а мне оказал честь, не заслуженную мной, из преклонения перед Эрец Исраэль.

Со временем начал я пренебрегать своим делом. Этому есть много причин, но главное — жаждал я укорениться в Эрец Исраэль; всякий раз, когда я был в Эрец Исраэль, тяжело было мне уезжать; а когда уезжал, хотел тотчас же возвратиться. Но что делать человеку в Эрец Исраэль? Ведь он нуждается в заработке. А здесь товар этот, вино из Эрец Исраэль, не раскупается. Нет у него рынка сбыта ни в Эрец, ни за пределами Эрец. Есть порты за границей, где ты увидишь бочки с вином из Эрец Исраэль, стоящие там годами, и никто не желает его покупать. Как-то раз попал я в Краков, увидел там бочки, валяющиеся в таможне, часть из них — пустые, часть — разбитые, из других — вытекает вино; с таким пренебрежением относились там к винам из Эрец Исраэль.

Короче, стал я думать только о возвращении в Эрец Исраэль. А дело мое, дружище, дело — было большое. Один подвал был у меня площадью в шестьсот квадратных метров, то есть больше половины дунама. А другой подвал был у меня в таможне, временный склад, чтобы не платить дважды таможенный налог. Но ради Эрец Исраэль оставил я мои вина и начал присматриваться к другому делу, которое даст возможность заработка в Эрец Исраэль. Заметил я, что пиво — дорогое. Бутылка в три четверти литра стоит от десяти до пятнадцати грошей. И даже самое простое пиво стоит шесть грошей, потому что нет там пивоваренных заводов. Сказал я себе: построю в Эрец Исраэль пивоваренный завод. Но ведь нет здесь хмеля. Так я могу доставить его из-за границы в Эрец и даже выращивать его здесь. В Эрец Исраэль можно выращивать все на свете.

Оставил я свое дело и отправился в Укошту, чтобы изучать там пивоварение, так как Укошта — это место пива. Три сорта пива варят там: простое, среднее и высшего качества. Это превосходное пиво называется «бок», а «бок» это козел, так как варят это пиво перед их Новым годом, временем спаривания козлов. И как его название, так и оно само, оно придает силу тому, кто его пьет, потому что козел отличается силой. И двести тысяч литров производят там из года в год, кроме солода, эссенции солода и разных сластей. И вагонетки катятся в глубину подвала и выкатываются из подвала, и специальные фабрики есть там для изготовления бочек и бутылок. Провел я там два года и отправился в Пльзень. Пробыл там три месяца и отправился в Прагу. Пробыл там четыре недели и отправился в Нанси. Короче, не оставил ни одного места, славящегося хорошим пивом, чтобы не побывать там. И в каждом из этих мест встречали меня доброжелательно, ибо народы мира почитают Эрец Исраэль. Вдобавок к этому господа, которым я продавал вино, рекомендовали меня в качестве честного и прямого человека, а также крупные коммерсанты, мои коллеги, говорили обо мне хорошее. Понравился я господам, владельцам фабрик, и они открыли мне секреты, которые не открывают никому, кроме своих сыновей. Знали они, что я не собираюсь быть им конкурентом, что хочу наладить немного пивоварения в Палестине — и что за дело им, если я сварю хорошее пиво. Стал я специалистом в этом ремесле и вернулся в Эрец Исраэль. Как только возвратился я, увидел, что тут ничего невозможно сделать. На самом деле известно было мне еще до приезда, что страна эта пустынна и негде тут развернуться деловому человеку, но из-за своего страстного желания сказал я себе, что авось и может быть… Сделал я все, что было в моих силах, и не вышло у меня ничего. И вынужден был я уезжать из Эрец. Поднялся в Иерусалим помолиться у Западной стены. Пришло известие, что мой отец «приказал долго жить», вот я и сижу семь дней в трауре.

Смотрел на него Ицхак и думал: в то время, когда я — жаждал уехать в Эрец Исраэль, жаждал этот — уехать из Эрец Исраэль. Смотрел этот человек на Ицхака и думал, я — уроженец Эрец Исраэль, и отец мой, и мать моя, и братья мои, и сестры мои умерли в Эрец Исраэль, — почему вынужден я мотаться по заграницам, а этот, родившийся в галуте, не в Эрец, живет себе в Эрец Исраэль…

Расстался Ицхак со скорбящим и пошел искать себе комнату. Но сперва захотел он увидеть свои вещи, что с ними? Вещи его были оставлены у хозяина дома, в котором он жил до отъезда в Яффе, и он отправился туда. Когда подошел близко к дому, раздумал. Так — один раз, и так — второй раз, и так — третий раз, потому что уже принял решение поменять место и боялся: а вдруг комната свободна, и он соблазнится вернуться туда. Когда решил он поменять место? Когда вернулся в Иерусалим или когда был у Шифры? В любом случае он не пришел к четкому осознанию своего желания и к окончательному решению, пока не пошел подыскивать себе комнату. И не только место жительства захотел он поменять, но также и весь свой образ жизни изменить. Посмотрел он на себя: изменился ли он уже? И поразился, что никакой перемены не было заметно в нем. Но тут же перестал копаться в себе и стал смотреть по сторонам, как человек, вернувшийся с дороги и желающий увидеть, что происходит в городе.

Солнце шпарило, как всегда, но что-то изменилось в городе, ведь пришел уже месяц ав, и начался отсчет девяти дней [108] Период траура в связи с разрушением Храма с первое по девятое ава. и двойная печаль лежала на домах, и на дворах, и улицах. Ощутил Ицхак внезапно эту твердую иерусалимскую землю, когда ноги человека не увязают в ней, как в песках Яффы. Посмотрел в одну сторону, потом — в другую сторону, как бы не веря, что он и в самом деле в Иерусалиме. И вновь раскрылся перед ним город. Дома и дворы стоят на своих местах, и люди заняты своими делами, как обычно, но какая-то печаль лежит на их лицах. Мясные лавки и все парикмахерские закрыты, а из синагог и из бейт мидрашей возносится голос скорбящих о Сионе; сидят там евреи на земле и произносят полуночную молитву, ведь с семнадцатого числа месяца тамуза и по Девятое ава приходят они в синагоги и бейт мидраши и оплакивают Иерусалим. И хотя еще не наступила полночь, время плача, поторопились особо расторопные и опередили время.