Роберт Вальзер - Разбойник

Я совершенно разбит, у меня болит голова.

Вчера, позавчера, позапозавчера моя квартирная хозяйка стучала.

— Разрешите узнать, почему вы стучите? — спросил я.

Робкий вопрос отклонили следующим ответом:

— Вы слишком много себе позволяете.

Учтивые вопросы воспринимаются как наглость.

Надо всегда вести себя громко.

Стук может быть настоящим удовольствием, а вот звук от стука — скорее нет. Стучащий не слышит своего стука, т. е. слышит, но ему это не мешает. В каждом шуме есть что-то приятное для того, кто его производит. Я знаю не понаслышке. Человек, поднимающий гвалт, кажется себе смельчаком.

Опять стучат.

По всей видимости, это обрабатывают ковёр. Как я завидую тем, кто безобидно упражняется в колочении.

Однажды учитель отколотил нескольких учеников пониже спины, чтобы внушить им, что трактиры существуют только для взрослых. Я и сам был в подвергавшейся наказанию ватаге.

Чтобы повесить картину на стену, надо сначала забить гвоздь. Для этого нужно стучать.

— Ваш стук мне мешает.

— Меня это не касается.

— Хорошо, значит, придётся послушно отказаться от чувствительности.

— Вам это не повредит.

Приятный разговор, не правда ли?

Стук, стук, стук! Хочу заткнуть свой слух.

Я тоже когда-то выколачивал, когда был слугой, графские персидские ковры. Эхо так и разносилось по всей пышной окрестности.

Выколачивают одежду, матрацы и т. д.

Современный город полон стука. Кто возмущается неизбежным, кажется глупцом.

— Давайте, стучите, не стесняйтесь.

— Это ирония?

— Да, немного.

Что толку в энергичности, если нет гениальности? Я, кстати, проснулся сегодня энергично, т. е. очень рано утром, и потому имею право отклонить обвинение в бесцельности.

Целиться хорошо, но ведь соль в том, чтобы попасть. Бесполезно стреляный порох смехотворен.

— Энергичней, энергичней! — недовольно крикнул я немолодому мужчине, который обращался с наглядной обстоятельностью так, словно та была орудием труда.

— Ну и ленивы же вы сегодня. Берите пример с моей резвости. — Я и действительно живо вышагивал впереди.

Один зажал зонт под мышкой: я отношусь неоднозначно к тем, кто во всём ищет удобства. Всеобщая нехватка энергии, мне больно на тебя смотреть!

Не один манускрипт был мне энергично возвращён.

— Не принимай близко к сердцу, — сказал я подметальщику. Разумеется, это имелось в виду несколько глумливо.

Нападающие обычно энергичны; но ведь не всякому нападению посчастливится достичь цели. Энергия уже сама по себе осчастливливает, вот потому-то вокруг столько торопливых людей.

Сдержанность тоже требует энергии. Можно как энергично заниматься, так и энергично не заниматься чем-либо. И то, и другое может быть полезно и вредно.

Энергичность требует затраты сил, поэтому невозможно всегда быть энергичным.

В юности я был неслыханно энергичен и проявлял энергию в таких случаях, в которых даже мне самому это казалось невозможно.

Бесцельность достигает цели, а твёрдое намерение зачастую попадает впросак. Когда мы слишком ревностно утруждаем себя, может случиться так, что нам пойдут во вред наши же старания. Я бы посоветовал проявлять торопливую медлительность или неспешную торопливость. Однако советы — это не более, чем советы.

Надо только всегда иметь терпение, как в отношении себя, так и в отношении других. Предприимчивость не слишком изнашивает. В одном можно быть уверенным: кто не уезжает, тому не требуется возвращаться.

Стоит хорошенько подумать, прежде чем становиться энергичным.

Конь, вычищенный, под красивым седлом, имеет право гордиться собой. Кто сравнится с ним стройностью ног? Вряд ли возможно усомниться в благородстве конской осанки. Иной раз его верные глаза как будто опечаливаются. Почему? Потому что он оплакивает собственный образ, который между тем радует нам глаз, или потому что не может познать себя или, наоборот, слишком хорошо себя знает? Он терпит всадника на своей спине с достоинством, нетерпением и кротостью, с очаровательным возмущением и, вместе с тем, с преданностью. Красавица с длинными ниспадающими локонами и хлыстом в лёгкой гантированной ручке, мечтающая, уж не знаю, о чём, касается его чёлки, холки, гладит его бурую кожу, смотрит на него и говорит с ним, а конь стоит смирно, словно слушает, о чём ему поведают.

Иное дело медведь. В прямом смысле, красивым его не назовёшь; скорее, есть что-то комичное в том, как он топчется — и неуклюже, и сноровисто, так сразу не скажешь. Он хочет подать тебе лапу, а ты невольно отшатываешься. А не закрадывалась ли тебе в голову мысль, что твой страх мог его обидеть? Медведь ведь не лишён самолюбия. Сегодня ночью мне снился медведь; я весь взлохматился от этого курьёзного сна. Мне было его жаль, он протягивал руку к девушке, казавшейся олицетворением изящества, а он — неуклюжий, даже не причёсанный, хоть об этом-то мог бы позаботиться. «Оставь меня в покое», — сказала она, и он отступил от неё на двух ногах, как человек, понимающий слова и жесты, залез в постель и с головой накрылся одеялом.

С нежностью, но и в некоторой мере жестокосердно следует приступать к рассказу, повествующему о том, как в один прекрасный день обезьяне пришло в голову отправиться в кофейню, чтобы убить время. На далеко не безмозглой голове у него был котелок, а может, наоборот, мягкая шляпа с полями, а на руках — самые что ни на есть элегантные перчатки с витрины магазина мужской моды. Костюм с иголочки. Промолвив пару странно искусных, лёгких как пёрышко, достопримечательных, но немного компрометирующих фраз, он вошёл в чайный зал, наполненный, словно шорохом листьев, звуками манящей музыки. Обезьяну охватили сомнения: где сесть, скромно в уголке или прямо в центре без всякого стеснения? Он предпочёл второе, поскольку ему стало ясно, что обезьяны, ведущие себя должным образом, имеют право показать себя. Меланхолично, но в той же степени весело, с независимостью, но и со скромностью озирался он по сторонам, тут и там натыкаясь на милые девичьи лица, одарённые губами, словно сделанными из вишнёвого сока, и щёчками, будто вылепленными из взбитых сливок. Красивые глаза и благозвучные мелодии бежали наперегонки, и я умираю от рассказческой гордости и упоения, сообщая, что обезьяна задала подавальщице вопрос, произнеся его с местным говорком: не запрещено ли здесь чесать в волосах? «Чешитесь, сколько угодно», — дружелюбно ответила она, и наш кавалер, если его можно так назвать, воспользовался разрешением с таким усердием, что дамы отчасти смеялись, отчасти смотрели в сторону, чтобы не видеть, какие ещё из него посыплются чудеса. Когда к его столику подсела явно прелестная дама, он сейчас же начал весьма остроумно её развлекать: поговорил о погоде, потом о литературе. «Какой необычный человек», — думала она, в то время как он подкидывал свои перчатки и ловко подхватывал их на лету. Закурив сигарету, он скривил рот в очаровательную гримасу. Сигарета контрастно выделялась поверх тёмного лица.