Уилки Коллинз - Муж и жена

Бланш вся истосковалась по какому-нибудь занятию.

— Ну, дайте мне какую-нибудь работу! — взмолилась она. — Глазго так далеко, а ждать — это жуткая скука! Что ты так смотришь на меня, Арнольд! Предложи что-нибудь!

Арнольд в кои веки проявил изобретательность.

— Если хочешь написать, — заявил он, — то пиши леди Ланди. Уже три дня, как ты получила от нее письмо, а до сих пор не ответила.

Сэр Патрик застыл над листом бумаги и быстро поднял голову от стола.

— Леди Ланди? — вопросительно пробурчал он.

— Да, — подтвердила Бланш. — Именно так; я должна ей написать. Разумеется, придется объяснять, почему мы вернулись в Англию. Вот уж она разгневается, когда узнает о причине!

Перспектива вызвать гнев леди Ланди, похоже, всколыхнула дремавшую энергию Бланш. Она вырвала лист из дядиного блокнота и без промедления взялась за письмо.

Сэр Патрик дописал послание адвокату, бросив на Бланш взгляд, никак не одобрявший ее теперешнего занятия. Запечатав письмо и подготовив его к отправке, он подал Арнольду знак, вызывая его в сад. Они вышли вместе, а Бланш, позабыв обо всем на свете, продолжала писать мачехе.

— Моя жена что-то не так делает? — спросил Арнольд, заметивший взгляд, каким сэр Патрик одарил Бланш.

— Ваша жена хочет накликать беду — чем быстрее будет бежать ее перо по бумаге, тем быстрее это случится.

Арнольд внимательно посмотрел на него.

— Но ведь она должна ответить леди Ланди, — возразил он.

— Вне всякого сомнения.

— И должна написать ей, что мы вернулись.

— Не отрицаю.

— Почему же вы против ее письма?

Сэр Патрик взял щепотку нюхательного табака и своей тростью из слоновой кости указал на пчел, деловито гудящих в клумбах под солнечными лучами погожего осеннего утра.

— Сейчас объясню, почему я против, — сказал он. — Представим, что Бланш скажет одному из этих до неисправимости докучливых насекомых: мед в этих цветках по неожиданному стечению обстоятельств подошел к концу — как вы думаете, это трудолюбивое создание поверит вам на слово? Нет. Оно опрометью ринется на ближайший цветок, чтобы самому в этом удостовериться.

— И что же? — не понял Арнольд.

— То, что Бланш сейчас сидит и пишет леди Ланди: свадебное путешествие по неожиданному стечению обстоятельств подошло к концу. Вы относите леди Ланди к людям, которые поверят этому на слово? То-то и оно что нет! Леди Ланди, подобно нашей пчеле, пожелает во всем удостовериться лично. Как все кончится, если она дознается до истины, какие новые трудности привнесет она в дело, и без того, бог свидетель, затрудненное до чрезвычайности, — оставляю это вашему воображению. Моя фантазия здесь просто пасует.

Прежде чем Арнольд успел что-то ответить, из комнаты выпорхнула Бланш.

— Дело сделано, — объявила она. — Не по душе мне было писать это письмо, но, слава богу, с этим покончено.

— Дело сделано, моя дорогая, — спокойно заметил сэр Патрик. — Может, оно и слава богу. А вот насчет «покончено» — не согласен.

— То есть?

— Думаю, Бланш, ответ твоей мачехи примчится со следующей почтой.

Письма леди Ланди и мистеру Краму были отправлены в понедельник, и обратную почту можно было ждать в Хэм-Фарме не раньше среды пополудни.

За это время сэр Патрик и Арнольд еще не однажды встречались наедине, обсуждая непростой и весьма щекотливый вопрос о том, посвящать ли Бланш в происшедшее. Мудрость старости наставляла; неопытность юности внимала. «Подумайте как следует, — говорил сэр Патрик, — и все ей расскажите». Арнольд как следует думал — и ничего не рассказывал.

Если вам захочется обвинить его, вспомните, что он был женат всего две недели. И правда, не всякий решится, обладая женой лишь две недели, предстать перед ней в роли преступника, которого ждет суд, и узнать, что великодушная судьба, даровавшая тебе в жены обожаемую женщину, решила к тому же наслать на тебя ангела возмездия!

В среду пополудни все трое были дома и с нетерпением ожидали почтальона.

Привезенная корреспонденция содержала (как и предвидел сэр Патрик) письмо от леди Ланди. А где же письмо с ожидаемыми новостями из Глазго? Его не было. Видимо, на запрос сэра Патрика адвокат не мог ответить сразу.

— Это не к добру? — спросила Бланш.

— Это к тому, что происходят какие-то события, — ответил ее дядя. — Вероятно, мистер Крам рассчитывает получить какие-то сведения и хочет сразу же нам их передать. Будем надеяться, дорогая, что их принесет завтрашняя почта.

— Что ж, — сказала Бланш, — откройте пока письмо от леди Ланди. Вы уверены, что оно предназначено вам, а не мне?

Сомневаться не приходилось. Ответ ее милости был зловеще адресован деверю ее милости.

— Я знаю, что это означает, — заметила Бланш, не сводя с читающего письма дяди заинтересованных глаз. — Имя Анны моя мачеха воспринимает как оскорбление. Я же в письме упоминала его без счета. Чем и нанесла леди Ланди смертельную обиду.

О молодость, как она опрометчива в своих суждениях! Дама, которая в трудную для семьи минуту выказывает горделивое достоинство, не может быть смертельно обижена, она может быть лишь глубоко опечалена. Леди Ланди выказывала горделивое достоинство.

«Мне прекрасно известно, — писала эта заслуживавшая всяческого уважения истинная христианка, — что в глазах родственников моего покойного обожаемого мужа я всегда была кем-то вроде незваной гостьи. Но я все-таки не ожидала, что меня полностью перестанут посвящать в домашние дела, когда в доме со всей очевидностью происходит нечто весьма серьезное. Я не желаю навязываться, дорогой сэр Патрик. Чувствуя, однако, что уважение к собственной персоне не позволяет мне — после того, что случилось — вести переписку с Бланш, я обращаюсь к главе семьи, исключительно дабы не выйти за рамки приличий. Позвольте спросить, считаете ли вы — в обстоятельствах столь серьезных, что мою падчерицу и ее мужа потребовалось отозвать из свадебного путешествия, — считаете ли вы пристойным держать в полном неведении вдову покойного сэра Томаса Ланди? Умоляю, вдумайтесь в мои слова — не из уважения ко мне! — из уважения к вашему собственному положению в обществе! Любопытство, как вам известно, противно моей природе. Но когда этот жуткий скандал (в чем бы он ни состоял) разразится — а он не замедлит разразиться, дорогой сэр Патрик, — что подумают люди, когда, испросив мнение леди Ланди, услышат, что она ничего не знает? Ваша воля, как поступать, — я не обижусь. Возможно, мне будет немного больно, но не стоит принимать это во внимание. Я буду с прежним тщанием, с прежней жизнерадостностью выполнять свои мелкие обязанности. И даже если вы оставите меня в неведении, мои наилучшие пожелания все равно всегда будут обращены к Хэм-Фарму. Могу ли я добавить, — не вызывая насмешки, — что в своих молитвах одинокая женщина просит о благе для всех и каждого?