Уилки Коллинз - Муж и жена

— Вы слышите, что делается за окном? — спросил он, когда раскаты грома замерли вдали и барабанная дробь дождя по стеклу стала опять слышна. — Вы думаете, если я попрошу лошадей, они мне дадут их в такую погоду? А если и дадут, вы думаете, лошади пойдут сейчас через пустошь? Конечно нет, мисс Сильвестр. Мне очень жаль, что я вынужден вас огорчить. Но ведь мой поезд ушел, на дворе ночь да еще гроза. У меня нет выбора. Я вынужден остаться.

Решительность Анны слегка поколебалась.

— После того, что вы сказали хозяйке, — сказала она, — в каком чудовищном положении мы окажемся, если вы останетесь в гостинице до утра? Подумайте хорошенько!

— Только и всего? — отозвался Арнольд.

Анна бросила на него негодующий взгляд. Нет, он не понимает, что его слова иногда обижают ее. Его грубая мужская натура, не замечая, рвет тонкое кружево чисто женских чувств и опасений; он смотрит на действительность трезвым взглядом, видя ее такой, как она есть. И ничего более.

— В чем же чудовищность нашего положения? — спросил Арнольд, указывая пальцем на дверь спальни. — Вот ваша комната, там все готово для вас. А в этой комнате есть диван для меня. Если бы вы видели, на чем я спал в море…

Анна безо всяких церемоний прервала его. На чем он спал, когда был в море, — никого не волнует. Ее волнует сейчас одно, где он будет спать эту ночь.

— Если уж вы останетесь, может, вы попросите для себя номер в другом крыле гостиницы? — спросила она.

Арнольду осталось сделать последнюю ошибку в этом разговоре с Анной, нервы которой были напряжены до предела. И он в простоте душевной сделал ее.

— В другом крыле? — повторил он шутливо. — Да хозяйка упадет в обморок. А мистер Бишопригс просто этого не допустит.

Анна вскочила с кресла и топнула в гневе ногой.

— Не шутите! — воскликнула она. — В этом нет ничего смешного. — Анна в страшном волнении металась по комнате. — Мне все это не нравится. Очень не нравится.

Арнольд смотрел на нее почти в мальчишеском изумлении.

— Что так расстроило ваши нервы? — спросил он. — Гроза?

— Да, — коротко молвила Анна и без сил опустилась на диван, — гроза.

Безграничная доброта Арнольда немедленно побудила его к действию.

— Давайте зажжем свечи, — предложил он, — и закроем ставни, чтобы не видеть молний.

Анна отвернулась и ничего не ответила. Она все еще сердилась на Арнольда.

— Обещаю уехать завтра утром как можно раньше, — продолжал Арнольд. — Ну пожалуйста, успокойтесь, мисс Сильвестр. И не сердитесь на меня. Полноте вам. Вы ведь и собаку не выгнали бы в такую погоду.

Нет, Арнольд был неподражаем! Самая привередливая из женщин не могла бы упрекнуть его в том, что он вел себя без должного уважения или внимания. У него, бедняги, не было такта. Но можно ли винить человека, проведшего полжизни на море в отсутствии этого поверхностного, а скорей опасного достоинства, Анна взглянула на его честное, умоляющее сейчас лицо, и в душе ее одержали верх присущие ей доброта и отзывчивость. Она попросила Арнольда простить ее раздражительность с обезоруживающей простотой, и у него отлегло от сердца.

— Мы проведем вместе чудесный вечер! — воскликнул он и позвонил в колокольчик.

Колокольчик висел над дверью в буфетную мистера Бишопригса, бесподобно называемую им «Патмос в пустыне». Он только что уединился у себя в келье, пользуясь редкой минутой отдыха, и смешивал в бокале веселящий сердце напиток, именуемый на севере Британии «Тодди». Он только что поднес к губам бокал, как зазвонил колокольчик, требуя от него величайшей жертвы — разлуки, пусть и временной, с бокалом грога.

— Попридержи свой мерзкий язык, — крикнул колокольчику мистер Бишопригс через закрытую дверь. — Ты хуже бабы, как разорешься!

Колокольчик в подтверждение слов Бишопригса залился еще громче. Но тут, как говорится, нашла коса на камень: мистер Бишопригс сделал первый глоток.

— Хе-хе, пусть у тебя хоть середка лопнет, не разлучить шотландца с его грогом. А они, знать, требуют сладкое блюдо. Сэр Патрик, вот уж истинно дьявол, влез, хоть его никто не просил, и коллопы уж теперь не те, совсем не те.

Колокольчик оглушительно зазвенел в третий раз.

— Хе-хе, звони, звони на здоровье. Вы, молодой джентльмен, что твой бог обжорства — не терпится чрево-то ублажить! Ладно бы в вине толк знал! — неожиданно закончил мистер Бишопригс: разоблачение проделки с хересом все еще бередило его душу.

Молнии сверкали все чаще, и комнату то и дело заливало зловещим бледно-голубым светом; гром грохотал совсем близко — над черным провалом пустоши. Арнольд только что поднял руку дернуть за шнур в четвертый раз, как раздался неизбежный стук в верь. Бесполезно говорить «входите!». Неписаный закон Бишопригса требовал стучать дважды. Стук повторился, и только тогда, нe ранее, в дверь просунулся местный мудрец с блюдом неопробованных коллопов.

— Зажгите свечи, — распорядился Арнольд.

Мистер Бишопригс поставил на стол коллопы, оказавшиеся фруктовым пудингом; зажег свечи, стоявшие на каминной доске, и повернулся — нос его пылал алым пламенем от только что выпитого грога, — ожидая дальнейших приказаний и томясь по второму бокалу. Анна отказалась сесть. Арнольд велел мистеру Бишопригсу закрыть ставни и принялся за пудинг.

— Один жир по виду и по вкусу, — сказал он, поковыряв пудинг ложкой. — Через пять минут с обедом будет покончено. Чаю хотите?

Анна не хотела и чаю.

— Чем бы нам занять вечер? — заговорил опять Арнольд.

— Чем хотите, — ответила мисс Сильвестр покорно.

— Придумал, — обрадовался Арнольд. — Будем убивать время, как пассажиры на корабле, — он глянул через плечо на мистера Бишопригса и распорядился принести карты.

— Что, что принести? — мистер Бишопригс не поверил своим ушам.

— Карты, — повторил Арнольд.

— Карты? — эхом отозвался мистер Бишопригс. — Карты! Аллегория преисподней, ведь красный и черный цвет отблеск адского огня, в котором горят души грешников. Что хотите делайте, не пойду за картами. Ради вашего спасения — не пойду. Как это вам никто до сих пор не внушил, что карты придуманы дьяволом на погибель человеку.

— Ну, как хотите, — прервал его излияния Арнольд. — Зато мне внушили другое: давать слугам на чай — большая глупость. Вы в этом скоро убедитесь.

— Вы как будто сказали, что имеете склонность к картам? — забеспокоился мистер Бишопригс, что явно обозначилось и в голосе его и в манерах.

— Да, имею такую склонность.

— Я, натурально, давал зарок не играть в карты. Но прикасаться к картам греха большого нет. А впрочем, как говорят у нас в Шотландии: по ком черт плачет, на том он и скачет. Или как у вас в Англии — не захочешь, а поскачешь, коли черт оседлал.