Уилки Коллинз - Муж и жена

— Я поставил на вас шесть фунтов, — погладив в кармане книжку для пари, сказал он.

— Отлично, старина! Считай, что деньги уже твои.

С этими словами достопочтенный Джеффри похлопал дворецкого по спине и протянул стакан за новой порцией эля. Наполняя стакан пенящейся влагой, дворецкий чувствовал себя трижды англичанином. Пусть другие народы делают у себя революции! Пусть свергают своих аристократов! Английская знать пребудет вечно в сердцах простых англичан!

Доказал ли Джеффри себе, что верно его второе предположение? Без сомнения, доказал. Пустой желудок и действие крепкого табака — вот причина того странного нервного состояния, которое овладело им сегодня у огородных грядок. Немой старухи с каменным лицом как и не было. Сейчас он ощущал только приятное кружение в голове, ласкающее тепло во всем теле и безграничную готовность оправдать надежды своих болельщиков. Словом, Джеффри опять стал самим собой.

Не мешкая, он направил свои стопы в библиотеку, чтобы написать Анне письмо и навсегда с ней разделаться. Туда как раз сошлись гости, чтобы скоротать последние минуты перед принятием пищи. Появись он там сейчас, отбоя ему от поклонников не будет. Даже не заглянув в библиотеку, Джеффри поспешил прочь. Вот удалятся гости ублажать чрево, он вернется и в одиночестве составит послание. Да и слугу легче будет найти и, не привлекая ничьего внимания, отправить его с письмом в Крейг-Ферни. После чего он пойдет прогуляться часа на два, на три — пусть Арнольд думает, что он отправился на свидание с Анной.

Джеффри вышел из дому и зашагал по аллее, ведущей в глухую часть парка.

Гости в библиотеке перебрасывались ничего не значащими фразами, только Бланш с сэром Патриком, отойдя в сторону, вели важную и содержательную беседу.

— Дядюшка, я наблюдаю за вами уже минуты две или три, — многозначительно произнесла Бланш.

— Для человека моих лет, Бланш, это очень приятный комплимент.

— И вы знаете, что я увидела?

— Пожилого джентльмена, у которого от голода сосет под ложечкой.

— Я увидела пожилого джентльмена, который явно чем-то озабочен. Чем, если не секрет, дядюшка?

— Подагра беспокоит, милая племянница.

— Этим вы от меня не отделаетесь. Я хочу знать…

— Стой, Бланш! Молодая девушка, которая хочет знать, становится на опасный путь. Ева тоже хотела знать, и помнишь, к чему это привело. Да и Фауст хотел знать и оказался в очень скверной компании.

— Вас что-то тревожит, — настаивала Бланш. — И кроме того, сэр Патрик, ваше поведение становится необъяснимо.

— Когда, например?

— А когда вы с мистером Деламейном спрятались вон за той портьерой. Я видела, вы сами его завели туда, пока я мучилась с этими приглашениями.

— Мучилась с приглашениями? А у самой ушки на макушке! Интересно, есть ли на свете хоть одна женщина, которая могла бы делать дело, не отвлекаясь на пустяки?

— Оставьте в покое женщин, сэр Патрик. Какие у вас могут быть дела с мистером Деламейном? И почему вдруг у вас не лбу появилась морщинка, если Деламейн больше вас не волнует? Этой морщинки не было до вашего тайного разговора.

Прежде чем ответить, сэр Патрик прикинул, можно ли поведать племяннице зародившиеся у него подозрения. Чтобы опознать безымянную леди из рассказа Джеффри, ему придется, пожалуй, наведаться в Крейг-Ферни и обратиться к Анне с прямым вопросом. Бланш, так хорошо знающая Анну, могла бы оказать ему неоценимую услугу. И конечно, он может положиться на ее скромность во всем, что касается интересов мисс Сильвестр. С другой стороны, у него еще так мало фактов, что надо соблюдать предельную осторожность. И осторожность на этой раз взяла верх. Сэр Патрик решил сначала побывать в гостинице, посмотреть, что из этого выйдет.

— Мистер Деламейн советовался со мной об одной чисто юридической закавыке, милая Бланш, — ответил, не моргнув глазом, сэр Патрик. — Мы говорили с ним о его друге. Твое любопытство устремлено на предмет, недостойный внимания леди.

Проницательность Бланш нельзя было обмануть такими сомнительными отговорками.

— Почему прямо не сказать, что вы не хотите говорить об этом со мной? — возмутилась она. — Вы уединились с мистером Деламейном обсудить чисто юридическую закавыку? А после разговора у вас такой отсутствующий и озабоченный вид! Какая же я несчастная, — огорченно вздохнула Бланш. — Я почему-то вызываю недоверие у любимых мной людей. Анна не захотела поделиться со мной своей тайной. А теперь и дядюшка не хочет сказать мне, чем озабочен. Вы меня совсем не жалеете. Пойду лучше поищу Арнольда.

— Подожди минутку, Бланш, — сэр Патрик взял племянницу за руку. — Что с мисс Сильвестр? У тебя есть какие-нибудь известия от нее?

— Никаких известий. Я умираю от беспокойства.

— А если кто-нибудь пошел бы в Крейг-Ферни и выяснил причину ее молчания, ты бы не стала говорить, что тебя не жалеют?

Бланш вспыхнула от удивления и радости. И прижала к губам руку дядюшки.

— Неужели вы правда готовы пойти туда, дядюшка?

— Разумеется, я не должен был бы этого делать, помня о непослушании племянницы, нарушившей обещание не ходить в Крейг- Ферни, но прощенной по мягкости характера. И я опять проявляю слабость, поступаясь своими принципами, потому что моя дорогая племянница расстроена и несчастна. Так не пристало вести себя главе семейства. Тем не менее, если ты одолжишь мне свою двуколку, я, возможно, и решусь на эту мало приятную поездку и попробую поговорить с мисс Сильвестр, если ты хочешь что-нибудь ей передать.

— Что-нибудь ей передать? — повторила Бланш. Она обняла дядюшку за шею и стала шептать ему на ухо бесконечное послание. Сэр Патрик слушал, и интерес к предстоящему расследованию все сильнее в нем укреплялся. «Женщина, способная внушить такую привязанность, — подумалось ему, — должна обладать каким-то особенным благородством».

Пока Бланш нашептывала свое послание дядюшке, в холле за дверью происходило еще одно тайное совещание, касающееся чисто домашних дел, — между леди Ланди и дворецким.

— Очень сожалею, ваша милость, — обратился дворецкий к свой госпоже, — но должен сообщить, что Эстер Детридж опять не в себе.

— Что это значит?

— Полчаса назад она пошла в огород нарвать зелени, и все было хорошо. А вернулась, и на нее опять нашло. Просит дать ей сегодня выходной. Говорит, очень устала от такого множества гостей. И правда вид у нее — краше в гроб кладут.

— Не говорите глупостей, Роберт! Эта женщина упряма, ленива и груба. Вы ведь знаете, она через месяц получит расчет. Если она решила этот последний месяц бездельничать, она не получит рекомендации. Я не могу сегодня отпустить ее. Кто будет вместо нее готовить обед?

— Боюсь, все-таки, ваша милость, сегодня придется готовить младшей кухарке. Эстер очень упряма, когда начинает чудить, как вы изволите называть ее припадки.