Михаил Салтыков-Щедрин - Том 11. Благонамеренные речи

Наиболее глубокую оценку «Благонамеренным речам», из современников Салтыкова, дал его сподвижник по «Отеч. запискам» Н. К. Михайловский. Отвечая оппонентам Салтыкова, не понявшим его очерка «По части женского вопроса», Михайловский в дискуссии по этому частному поводу вскрыл общую и главную идею всего произведения. «…Вы все, — писал он, — творящие облавы и травли и ратующие за семью и нравственность, — где ваша семья, где ваша нравственность? Автор «Благонамеренных речей» говорит вам, что ничего этого у вас нет. Он говорит вам больше: он говорит, что вы сами знаете, что и «без того все стоит еле живо», что и «собственность-то, семейство-то, основы-то наши <���…> фью-ю!» [484]

Истинный, опасный для самодержавно-крепостнического государства смысл «Благонамеренных речей» понимала и царская цензура. Входивший в цикл очерк «Тяжелый год», напечатанный в майской книжке «Отеч. записок» за 1874 год, послужил одной из причин такой крайней цензурной меры, как уничтожение этого номера по постановлению Комитета министров.

«Благонамеренные речи» посвящены, если иметь в виду их конечную задачу, — «тайному тайных» и «святая святых» современного Салтыкову общества, его «краеугольным камням». Речь идет об основополагающих социальных понятиях («институтах»), выработанных исторически человечеством.

«Сохранили ли эти понятия тот строгий смысл, ту святость, которые придавало им человечество в то время, когда они слагались; если не сохранили, то представляется ли возможность возвратить им утраченное?» — задавал вопрос Салтыков в статье «Современные призраки», написанной еще в 1863 году.

Статья эта, как и ряд других произведений, свидетельствует, что круг идей, воплощенных в «Благонамеренных речах», волновал Салтыкова давно. Волновал он писателя и позже. Подтверждение тому — известное письмо его к Е. И. Утину от 2 января 1881 года. Оно написано по поводу трактовки последним «Круглого года» и отношения Салтыкова к «идеалам», но имеет непосредственное отношение и к «Благонамеренным речам», является своего рода авторским комментарием к ним. «…Мне кажется, — писал Салтыков Утину, — что Вы не совсем удачно выбрали «Круглый год», и потому вопрос об «идеалах» не выяснился. Мне кажется, что писатель, имеющий в виду не одни интересы минуты, не обязывается выставлять иных идеалов, кроме тех, которые исстари волнуют человечество. А именно: свобода, равноправность и справедливость <���…> Ведь семья, собственность, государство — тоже были в свое время идеалами, однако ж они, видимо, исчерпываются. Устраиваться в этих подробностях, отстаивать одни и разрушать другие — дело публицистов. Читая роман Чернышевского «Что делать?», я пришел к заключению, что ошибка его заключалась именно в том, что он чересчур задался практическими идеалами. Кто знает, будет ли оно так! И можно ли назвать указываемые в романе формы жизни окончательными? Ведь и Фурье был великий мыслитель, а вся прикладная часть его теории оказывается более или менее несостоятельною, и остаются только неумирающие общие положения. Это дало мне повод задаться более скромною миссией, а именно: спасти идеал свободного исследования как неотъемлемого права всякого человека и обратиться к тем современным «основам», во имя которых эта свобода исследования попирается. По мере сил моих и в размерах цензурного произвола это и сделано мною в «Благонамеренных речах».

Несколькими строками ниже Салтыков уточнил, что он понимает под этими современными «основами» российской действительности. В «Благонамеренных речах», по словам сатирика, он «обратился к семье, к собственности, к государству <���к тому, что «тоже было в свое время идеалами»> и дал понять, что в наличности ничего этого уже нет. Что, стало быть, принципы, во имя которых стесняется свобода, уже не суть принципы даже для тех, которые ими пользуются». Идея, нашедшая свое выражение в той «скромной миссии», которую взял на себя автор «Благонамеренных речей», являлась коренной, глубинной мировоззренческой идеей Салтыкова и была, как сказано, первоначально высказана им в «Современных призраках», а также в произведениях тех лет, к ним примыкающих, и прежде всего в начатом, но незавершенном цикле «Как кому угодно» [485].

«Благонамеренные речи» близки к этому не реализованному Салтыковым замыслу начала 60-х годов не только идейно, но и формально: очерк «Семейное счастье», центральный в цикле «Как кому угодно», писатель включил впоследствии в отдельное издание «Благонамеренных речей», не перепечатывая никогда цикл «Как кому угодно» целиком. Комплекс же идей, намеченных в «Современных призраках» и в незавершенном цикле «Как кому угодно», получил свое полное и всестороннее развитие в «Благонамеренных речах» [486].

Суть этого комплекса заключалась в том, что владычество призраков означало для Салтыкова безыдеальность общества и непременно предполагало, на его взгляд, «бо́льшую или ме́ньшую степень общественного растления» [487]. Это — трагедия для общества, с особой резкостью обнаруживающая себя «в те эпохи, в которые старые идеалы сваливаются с своих пьедесталов, а новые не нарождаются» [488]. В такие эпохи никто ни во что не верит, а между тем общество продолжает жить, и живет в силу тех самых принципов, которым оно не верит, продолжает поклоняться старым идолам.

Просветитель Салтыков, свято и искренне веривший в разум как главную руководящую силу прогресса, полагал, что нет ничего более важного, чем ниспровержение несостоятельных «идолов», этих духовных к нравственных «алтарей», являющихся главным препятствием на пути прогресса, ниспровержение силой разума, исследования, анализа, наконец — силой смеха.

Так ставил вопрос Салтыков еще в 60-х годах. В цикле «Как кому угодно» он приступил к разрешению этого центрального для него вопроса — анализу «алтарей», «краеугольных камней», вокруг которых «группируется» современное ему общество.

Видоизменение и углубление темы «краеугольных камней», как она предстала в «Благонамеренных речах», было предопределено жизнью, глубинными социальными изменениями в ней, наметившимися еще в 50-е годы и охватившими всю Россию после реформ 60-х годов. В целях защиты интересов имущих классов и оправдания социально-политического status quo представителями официальной науки были выдвинуты различные теории, среди которых видное место принадлежало теории « союзности ». Сущность ее излагалась Б. Н. Чичериным в книге «История политических учений» (1869) следующим образом: «Первый союз — семейство. Оно основано на полном внутреннем согласии членов, на взаимной любви, которая составляет жизнь семейства <���…> Второй союз, гражданское общество, заключает в себе совокупность всех частных отношений между людьми. Здесь основное начало — свободное лицо с его правами и интересами <���…> Третий союз, церковь, воплощает в себе начало нравственно-религиозное; в нем преобладает элемент нравственного закона. Наконец, четвертый союз, государство, господствует над всеми остальными. Он представляет собою преимущественно начало власти, вследствие чего ему принадлежит верховная власть на земле» [489].