Исроэл-Иешуа Зингер - Чужак

— Вьо, детушки, гидиап [120] От англ. «giddyap» — понукание лошади. , вишто [121] От польск. «wiesče» — везите. , гей, — говорит он им, прищелкивая языком, — хейта [122] От англ. «hait» — понукание лошади. , вьо!

Лошади хоть и выросли в Кэтскильских горах, но понимают язык своего хозяина. Навострив уши, слушают они каждый его приказ и изо всех сил идут в упряжке. Но плуг часто натыкается на корни в земле и на камни. Шолем Мельник натягивает плечами поводья.

— Тпр-р-ру, — осаживает он лошадей, чтобы те вовремя остановились и не сломали плуг о камень.

Если камень не слишком большой, Шолем вытаскивает его из земли руками и относит в сторону. Если камень не сдвинуть с места, он обходит его плугом. Тем временем лошади наклоняют головы, чтобы щипнуть несколько желтых травинок, оставшихся с прошлого лета.

На изрядном расстоянии за отцом идет шестнадцатилетний сын Шолема Мельника, Бен. На нем тяжелые фермерские сапоги, слишком большие для его мальчишеских ног. Он очищает землю от камней, консервных банок, тряпок и кусков колючей проволоки, которые валяются на каждом шагу.

— Па! — кричит он издалека. — Hey, dad [123] Эй, папа! ( англ. ) !

— Что, Биньомин? — громко откликается его отец.

— There is a dead skunk [124] Тут дохлый скунс ( англ. ). , — сообщает Бен по-английски, хотя отец все время говорит с ним на идише.

— Скажи «бойре миней бсомим» [125] «Сотворивший ароматные вещества» ( ивр. ) Ироническое цитирование благословения, которое произносят перед вдыханием благовоний во время гавдолы. , кадиш ты мой, — советует ему отец.

Бен не понимает ни слов святого языка, ни шутки, и он недоволен, как всегда, когда отец говорит с ним непонятно.

— The old stuff [126] Старье ( англ. ). , — бормочет он, на цыпочках перешагивая через падаль.

Горы вокруг отзываются звонким эхом на каждое сказанное слово, и на еврейское, и на английское.

Бен возится с дохлым скунсом. Он любит всех тварей, этот Бен, не только своих лошадей, коров, собаку Чака и кошек, живущих в хлеву, но и каждого зайца, кролика и крота. И даже падаль вызывает теплое чувство в его мальчишеском сердце. С нежностью оттаскивает он скунса за лапки и отгоняет Чака, который со страшной злобой бросается на мертвую тварь.

— Chuk, stop it ! [127] Чак, перестань! ( англ. ) — кричит он на овчарку, которая со вставшей дыбом шерстью на холке свирепо вертится вокруг скунса, готовая сожрать его. — Cut it out, filthy mutt ! [128] Прекрати, грязная шавка! ( англ. )

Несмотря на то что это падаль, Бен не может допустить, чтобы собака разорвала скунса. Кроме того, он думает, что на шкурке можно заработать: ради этого стоит дотащить скунса до вершины горы, где живет старый де Лукас, он умеет обдирать тушки и делать чучела зверей и птиц. Чак все никак не может уняться. Его частый лай долго несется над горами; горы лают вместе с ним.

Шолем Мельник начинает вести новую борозду в неподатливой почве. Стаи птиц идут следом, расклевывая свежевспаханную землю: ищут червяков. Птицы вертят хвостами, толкаются, точат клювы и громко поют в утреннем воздухе, рдеющем в первых лучах восходящего солнца. Вдруг все они разом взлетают, словно получив какое-то важное поручение. Веянье их крыльев разносится в утренней тишине, как плеск речных волн. Шолему вдруг становится так хорошо на сердце от птичьих песен и от огненно-красного солнца, поджигающего вершины гор, что он ненадолго останавливает лошадей.

Несмотря на то что Шолем уже год, как живет в горах, он не перестает удивляться красоте рассветов, красоте восходов солнца, которые глубоко трогают его, каждый раз заново. И хотя Шолем уже давно, сразу же, как только приехал из своей Грабицы в «Золотую страну» [129] Ироническое обозначение США в среде еврейских иммигрантов. , перестал соблюдать субботу, в душе он чувствует благоговение. Каждый раз, когда он видит огненно-красное солнце и горы, над которыми поднимается пар, ему вспоминается старая, выученная в хедере история о горе Синай, на которой Бог даровал Тору.

— Be хахар ашан [130] «И гора <���Синай> дымилась» ( ивр. ). Исх., 19:18 , и гора дымилась. — Он вспоминает, как учил это вместе с меламедом реб Янкевом Курчевером.

Небо разгорается все сильнее и напоминает ему священную огненную реку Динур [131] В каббале огненная река, которая течет у подножия престола Божия и уносит в ад души грешников. , в которой, как рассказывали мальчики в хедере, сам Бог омывается каждое утро. Зеленые глаза Шолема Мельника, окруженные густыми черными ресницами и бровями, вдруг начинают видеть образы, которые он никогда прежде не замечал. Вот странный камень с человеческим лицом; вот уродливое дерево, которое своими скрюченными ветвями и вылезающими из земли корнями напоминает ведьму; рядом с ним другое, молодое, которое забралось на спину старому упавшему дубу и сосет из него жизненные силы; и вдруг — переплетение древесных корней, которые, упорно разрастаясь во все стороны, пробили крепкую скалу, продырявили ее каменные внутренности. Сутулый человек в слишком широком оверолсе глядит на проявления великих божественных сил, которые выше его понимания. Ему хочется произнести еврейское слово: так он в детстве, бывало, произносил благословение на гром или на радугу [132] Соблюдающий традиции еврей, услышав гром или увидев радугу, должен произнести специальное благословение. . Но он не в состоянии вымолвить ни единого слова перед лицом окружающего его Божьего величия: лишь покрикивает на лошадей, чтобы они налегали на упряжку.

— Гидиап, вьо, — сердится он, как будто это они, лошади, виноваты в бесполезном простое, — двигайтесь, лентяйки.

Борозду за бороздой отваливает он налево твердую почву.

Солнце взобралось достаточно высоко над вершинами гор. У Шолема начинает сосать под ложечкой: он оставляет плуг воткнутым в землю посреди борозды, снимает недоуздки, чтобы лошадям было удобней есть насыпанное им сено, и кричит сыну, собирающему камни и мусор:

— Биньомин, кончай собирать сокровища, пойдем домой, перекусим.

Грузно и медленно спускаются отец и сын в долину, где стоит их наполовину каменный, наполовину деревянный, окруженный высоким забором дом, старый и залатанный, с хлевами, сараями и курятником. Чак бежит впереди, гоняясь за птицами. По дороге Шолем заходит в хлев. До рассвета он выгнал коров на пастбище: не потому, что они могли бы найти корм на голой земле, а чтобы побыли на свежем воздухе. Но стельная скотина, обнюхав пустую землю и не найдя травы, не пожелала бродить просто так, а лениво залегла обратно в стойло и только мычала в тоске по телятам, которых она со дня на день должна была произвести на свет.