Альваро Кункейро - Человек, который был похож на Ореста

Тиран улыбнулся, вспомнив трогательную сцену с бабушкой и внуком.

— Поэтому я прошу тебя на какое-то время отложить путешествие, — сказал владыка своему гостю. — Останься здесь и будешь объезжать лошадей. У меня есть дочери и племянницы на выданье, выбирай, какая тебе только приглянется. Выгляни сегодня вечером из окна комнаты, что я распорядился приготовить для тебя, и увидишь, как они играют во дворе. Каждый может выбирать себе жизнь по душе, мой любезный друг!

Каждый может выбирать себе жизнь по душе! В дни скитаний Орест нередко вспоминал слова своего друга тирана и прелестную картину, открывшуюся ему той ночью: играющие при свете факелов девушки. Они бегали, скакали, кричали и на бегу задирали свои широкие юбки, открывая взору белые ножки. Юные красавицы долго резвились, пели песни, брызгались водой из фонтана, и только около полуночи пришла старая кормилица и увела своих питомиц спать. Их было шесть, но Орест не мог забыть белокурую хрупкую девушку, что пыталась собрать свои волосы прямо под факелом, держа в зубах ленту. Орест не захотел остаться на службе у тирана, хотя тот и предлагал ему сменить имя. Если бы принц не сказал, кто он и зачем едет в Микены, тогда он мог бы воспротивиться воле Электры и остаться. Но все слышали, как он говорил о своем долге отмщения, и все бы ждали дня его отъезда, и, задержись Орест, там, пошли бы пересуды. А как ему было просить руки девушки из семьи тирана и жениться на ней, если жена всегда ожидала бы с ужасом, что однажды не найдет мужа на брачном ложе, ибо Орест, не желая дожидаться, пока молодость покинет его, отправится выполнять свою клятву. А если появится ребенок, еще хуже. Разве он осмелится ласкать его руками, обагренными кровью?

Сейчас Орест странствовал в далеких краях, где никто не слышал о городе Микены, а потому никто не мог указать ему самый близкий путь.

— Иди к морю. В портах знают обо всех городах и рынках мира.

Но принцу больше нравились леса и узкие тропки в горах. Сюда не добирались гонцы, не доходили послания Электры, и никто здесь не спрашивал его имени. В каждой деревне находилась таверна и Орест клал на стойку монету.

— Ты пробудешь с нами неделю? — спрашивал хозяин, пряча деньги во внутренний карман жилета.

Жена трактирщика стирала ему рубашки, слуга перековывал лошадь: Орест предупреждал, что путь ему предстоит долгий. Богатые поселяне, видя учтивые манеры чужеземца, приглашали его отужинать у них, хозяин постоялого двора наполнял ему бурдюк вином на дорогу. Принцу пришлись по вкусу терпкие вина здешних гор. В каждой деревне какая-нибудь девушка выбегала попрощаться с ним. Каждый может выбирать себе жизнь по душе!

— Как тебя зовут? — спросил трактирщик. — Мы здесь всегда расспрашиваем чужестранцев.

— Меня зовут Эгистом, — сказал Орест.

— Это имя царя, который правит не знаю где.

— Да, однако я не этот царь, хотя, возможно, благороднее, чем он.

— Как зовут твоих родителей?

— Неизвестно. Я был найден в поле, дикая косуля кормила меня молоком, возле меня лежали двенадцать золотых, каждый в отдельном кошельке, а мою пуповину держала зубами змея, чтобы я не истек кровью.

Люди, что пьют вино у стойки, расступаются, а трактирщик кладет от изумления себе на голову тряпку, которой вытирают столы, и восклицает торжественно:

— Ты почти что святой!

Ему пришлось тайком покинуть эту деревню, потому что люди приходили за двенадцать миль повидать его, женщины приносили на закорках детей, а одна тридцатилетняя незамужняя особа послала ему записку и просила оставить ей ребенка, который мог бы стать для нее утешением в старости.

Орест подъехал к морю. Вдалеке виднелась земля Эллады, а перед ним темной полосой выделялись два острова в устье реки. То были те самые два острова, которые он разглядывал на карте в первые годы странствий. Человек с веслом на плече подошел к нему:

— Если хочешь ехать на тот берег, лучше продай здесь своего коня: он совсем старый!

— Но это мой конь, — ответил Орест.

— Когда-то он был славным скакуном.

— Как ты, моряк, можешь судить о конях?

— Не думай, что я днюю и ночую в конюшне, но сразу видно: когда-то в лучшие времена это был добрый конь, а теперь он стар.

Орест посмотрел на своего коня, который, отдыхая от седла, пасся на прибрежном лугу. Впервые он глядел на него, повторяя в уме два слова «старый конь». Да, прекрасный скакун состарился, служа ему! Сердце Ореста наполнилось странной нежностью. Долгие годы неутомимых странствий! А может, и он, Орест, тоже состарился на этих дорогах, возвращаясь в родные края?

— Если ты разбираешься в людях не хуже, чем в лошадях, скажи, сколько мне лет?

Моряк, опершись на весло, осмотрел Ореста с ног до головы.

— Сними шлем.

Принц обнажил голову.

Его собеседник дважды обошел вокруг него.

— Сорок два!

— Можно сказать, старик?

Снова опершись на весло, моряк посмотрел в глаза Оресту.

— Пока ты в пути, ты не старик, но в тот день, когда тебе захочется отдохнуть, пусть даже это случится завтра, ты состаришься.

И он ушел, унося весло на плече, сказав принцу, что, если тому надо заночевать, за холмом в порту есть постоялый двор. Орест остался на берегу наедине со своим конем. Старое животное насытилось быстро и теперь, как всегда, шло навстречу хозяину, чтобы потереться мордой о его спину. Принц обнял коня за шею и стал представлять себе, что скажет гонцу, приехавшему из Фив с письмом от Электры, полным упреков за медлительность.

— Вот старый конь — мой верный товарищ, он прошел со мной весь долгий путь, и продавать его сейчас на колбасу для дровосеков или как рабочую скотину крестьянам было бы не по-людски. Уж лучше убить своей рукой. Скажите нетерпеливой Электре, что, как только мой конь испустит дух, я взойду на корабль, ибо сейчас уже стою на морском берегу как раз напротив устья родной реки.

Он произнес эти слова громким голосом и указал в сторону темной полоски двух островов, дальний из них терялся в вечерней дымке. Конь выслушал благородные слова хозяина и решил не мешать более исполнению страшной мести. Он встал на колени, коснулся дважды головой песка — по всей вероятности, так совершают свой таинственный обряд эти животные, — звонко заржал, как делал это поутру, откликаясь на крик петуха, возвещающий зарю, попытался подняться, чтобы встретить смерть стоя, но не смог и упал замертво, задрав кверху ноги. Орест преклонил колени на песке, вынул меч из ножен и, прижимая его рукоять к груди обеими руками, провел всю ночь на берегу рядом с трупом коня, глядя на море. Волны шумно бились о берег, и на противоположном берегу загорелся красный глаз маяка.

Прошло еще лет восемь или десять. Наконец-то пришел корабль, державший курс на другой берег, и Орест смог ступить на родную землю. Принц, переступив порог старости, понимал, как изменился с тех давних пор, когда был юн, и задавал себе вопрос, каковы же ныне те, кому он должен нанести страшный удар, как изменило их время, как состарили долгие зимы. Ведь порой Орест целыми неделями не вспоминал даже их имен! Пожалуй, теперь лишь смерть его верного коня вынуждала его исполнить месть, он не мог предать память старого друга. Но неужели Эгист и Клитемнестра до сих пор живы? Что сталось с Электрой? Впрочем, это неважно, надо идти вперед, в полночный час добраться до города, проверить, удастся ли ему быстро достать карающий меч из дорожных узлов. Он купил себе нового коня серой масти, горячего и веселого в утренние часы. Доехав до переправы, Орест свистнул, подзывая лодку. С другого берега мальчуган помахал ему шапкой и ответил, что выезжает сейчас же. Серый конь спокойно взошел на борт и дал себя привязать, лодка двинулась вниз по реке к другому берегу. Теченье медленно сносило их как раз к тому месту, где Орест хотел сойти со своим конем на камни старой дороги.