Жан Жионо - Гусар на крыше

— Я дворянин, — растерянно сказал Анджело.

Немного помолчав, она ответила:

— Я полагаю, что это именно то, что и следовало сказать.

Она не дрожала от страха, и три языка пламени над подсвечником оставались ровными и неподвижными, как зубья вил.

— Я сказал правду.

— Самое забавное, что это, кажется, действительно правда.

— У грабителей нет котов, — добавил Анджело, увидев, как тот проскользнул мимо него.

— А у кого есть коты? — спросила она.

— Это не мой кот, просто он ходит за мной, потому что понял, что я человек безобидный.

— А что делает тут безобидный человек в этот час?

— Я приехал в этот город три или четыре дня назад. Меня чуть было не разорвали в куски как отравителя водоемов. А потом бежали за мной по улицам, желая непременно довести дело до конца. Когда я прижался к одной стене, открылась дверь, и я спрятался в доме. Но там были трупы, точнее, один труп. Тогда я забрался на крыши. С тех пор я и живу тут, наверху.

Она выслушала его, не шелохнувшись. На этот раз молчание было чуть более продолжительным. Затем она сказала:

— Вы, должно быть, голодны?

— Именно поэтому я и спустился. Я думал, что дом пуст.

— Ну так радуйтесь, что в доме все-таки кто-то есть. После моих тетушек тут не найдешь ни крошки.

Она отстранилась от двери, продолжая освещать площадку.

— Входите, — сказала она.

— Я не хочу навязываться, — ответил Анджело, — я нарушу вашу беседу.

— Вы вовсе не навязываетесь, я вас приглашаю. И вы не нарушите никакой беседы: я одна. Мои тетушки уже пять дней как уехали. После их отъезда у меня с едой тоже негусто. Но все-таки я богаче вас.

— А вы не боитесь? — спросил Анджело, приближаясь.

— Ничуть.

— Не меня, за что я вам очень благодарен, а заразы.

— Не надо меня благодарить, сударь. Входите. Эти ненужные любезности у порога просто смешны.

Анджело вошел в прекрасную гостиную. И тут же увидел свое отражение в большом зеркале. Недельная щетина и грязные потеки пота на лице. Рваная рубашка обнажает руки и заросшую черными волосами грудь. Пыльные брюки, еще и испачканные мелом, когда он продирался сквозь чердачное окошко, рваные чулки и сверкавшие сквозь дыры несуразные ноги — все это производило весьма жалкое впечатление. Оставались только глаза, по-прежнему сиявшие ясным и доброжелательным светом.

— Я в отчаянии, — сказал он.

— А что вас приводит в отчаяние? — спросила молодая женщина, зажигая фитилек спиртовки.

— Я понимаю, — сказал Анджело, — что у вас есть все основания не доверять мне.

— С чего вы взяли, что я не доверяю, я готовлю вам чай. — Она бесшумно ступала ко ковру. — Я полагаю, что вы уже давно не ели ничего горячего?

— Я уж не знаю, сколько времени!

— У меня, к сожалению, нет кофе. Да я и не нашла бы кофейник. В чужом хозяйстве трудно ориентироваться. Я приехала сюда неделю назад. Тетушки мои увезли все, что можно, да я бы удивилась, если бы было иначе. Но у меня есть чай. К счастью, я захватила его с собой.

— Извините меня, — сказал Анджело сдавленным голосом.

— Сейчас не до извинений. Почему вы стоите? Если хотите меня успокоить, то и ведите себя соответствующим образом. Садитесь.

Анджело покорно опустился на краешек умопомрачительного кресла.

— Сыр, от которого пахнет козлом (поэтому они его и оставили), на дне горшочка немного меда и, конечно, хлеб. Это вас устраивает?

— Я уже забыл вкус хлеба.

— Хлеб черствый. Для него нужны хорошие зубы. Сколько вам лет?

— Двадцать пять.

— Так много? — Она освободила уголок круглого столика и поставила на тарелку суповую чашку.

— Вы очень добры. Я так вам благодарен за все, что вы мне предлагаете. Я умираю с голоду. Только можно я унесу это с собой? Я не смогу есть при вас.

— Почему? Я вам так противна? И в чем вы собираетесь унести чай? Ни чашку, ни кастрюльку я вам не дам, даже и не надейтесь. Кладите побольше сахара и покрошите хлеб, как в суп. Чай очень крепкий и горячий. Это сейчас для вас самое лучшее. Если я вас смущаю, то могу выйти.

— Меня смущает, что я такой грязный, — ответил Анджело и добавил: — Я, право, очень стесняюсь. — И улыбнулся.

У нее были зеленые глаза, которые, казалось, заполняли все лицо, когда она их широко открывала.

— Я не решаюсь предложить вам умыться, — мягко ответила она. — Вода в этом городе заражена. Так что уж лучше быть грязным, но здоровым. Ешьте спокойно. Единственное, что бы я вам посоветовала, — это все-таки надеть что-нибудь на ноги.

— О! — сказал Анджело, — наверху у меня есть сапоги, и даже очень красивые. Мне их пришлось снять, чтобы спокойно ходить по скользким черепицам, а также чтобы бесшумно проникать в дома.

«Боже, как я глуп, — самокритично подумал он. — Но зато вполне искренен!»

Чай был великолепен. После третьей ложки размоченного хлеба он уже больше ни о чем не думал, жадно поглощая содержимое чашки. Наконец-то он мог утолить жажду. Он даже не обращал больше внимания на молодую женщину. Она бесшумно ходила по ковру. На самом деле она готовила вторую порцию чая. Когда он допил, она снова налила ему полную чашку.

Он хотел говорить, но не смог и снова стал пить жадными глотками, не в силах остановиться. Ему казалось, что он производит ужасный шум. Женщина смотрела на него своими огромными глазами, в которых, однако, не было удивления.

— Ну, здесь я вам больше не уступлю, — твердо сказал он, допив вторую чашку чая.

«Мне удалось говорить любезно, но с достоинством», — подумал он.

— Вы не мне уступили, а голоду, который был даже сильнее, чем я предполагала, а главное — жажде. Этот чай — просто спасение.

— А я вас лишил его?

— Никто меня ничего не лишает, успокойтесь.

— Я бы взял у вас головку сыра и кусок хлеба. Я бы попросил у вас разрешения взять их с собой и удалиться.

— Куда? — спросила она.

— Я был у вас на чердаке, но, само собой разумеется, я немедленно оттуда уйду.

— Почему само собой разумеется?

— Не знаю, мне так кажется.

— Ну раз вы не знаете, то лучше остаться там на ночь, а днем решите.

Анджело поклонился.

— Могу я вам сделать одно предложение?

— Пожалуйста.

— У меня есть два пистолета. Один из них без патронов. Не согласитесь ли вы взять тот, что заряжен? В такие времена всякое может случиться.

— Я неплохо вооружена, — ответила она. — Смотрите сами.

Она приподняла шаль, лежавшую рядом со спиртовкой. Та прикрывала два больших седельных пистолета.

— Вы оснащены лучше, чем я, — холодно сказал Анджело. — Но это тяжелое оружие.

— Ничего, я к нему привыкла.

— Я хотел бы вас поблагодарить.

— Вы это уже сделали.

— Доброй ночи, сударыня. Завтра, с первым лучом солнца, я покину ваш чердак.

— Так, значит, это я должна вас благодарить.