Жан Жионо - Гусар на крыше

Слушая его, Анджело думал: «Нет, его все-таки надо проучить, и именно кулаками, потому что он воображает, что тут он сильнее. Он очень гордится своими бархатными глазами, ну так я ему их так отделаю, что ему будет чем полюбоваться».

Его выводил из себя этот рассудительный, поучающий тон.

— Эмигрант нигде не может занимать привилегированного положения, — продолжал Джузеппе. — А к тому же я сапожник. Не слишком привлекательное ремесло. И не забудь, что я здесь всего лишь полгода. Но благодаря моему таланту рассказывать истории, которые производят впечатление на трусов, я отправил на фонарь шесть или семь весьма важных типов, которые к тому же вертели префектом как хотели. С твоей системой дуэли ты избавился бы в лучшем случае от одного. Да и то не наверняка. Он мог бы привести полицию на место дуэли. И готово. Мой полковник до самых Альп шагал бы в кандалах. В этих краях обыватель не дает спуску, если ему наступают на мозоль. Так вот, теперь по крайней мере их на шесть или семь меньше. Мы избавились от них, ничем не рискуя, потому что я понял, что сейчас есть дела поважнее, чем соваться в свары дюжины хулиганов. И что еще очень важно: эти знатные господа отправились на тот свет без воинских почестей. Нет ни малейшей возможности превозносить их. Даже родственники стараются о них больше не говорить. В конце концов, никто ведь не может доказать, что яда не было.

Анджело вытянул ноги.

— Строчка на твоих сапогах распоролась, — сказал Джузеппе, вынув руки из-под головы и даже приподнявшись. — Сними их и дай мне. Я навощил дратву, чтобы потом покрыть лаком, а горячий воск, очевидно, съел нитки. Я не хочу тебя видеть в драных сапогах. Кстати, ведь это я их тебе сшил и горжусь этим. У тебя красивые ноги, но никто бы не сумел так ладно обуть их.

Он стал вдохновенно говорить о сапогах. Подробно рассказывал о качестве кожи, дратвы, вара, лака и не мог остановиться. Он встал, глаза у него горели, на лице играла улыбка, которой сопровождался его рассказ о креме для лакировки.

Джузеппе вообще придавал большое значение костюму Анджело. У него по этому поводу было свое мнение.

— Я хочу, чтобы ты был красивым, — сказал он ему в первый же день. — Ты ведь знаешь, это мой конек. Я никогда не забуду великолепный гусарский мундир, который тебе так шел. Особенно тот, что герцогиня заказала тебе в Милане. Высокий воротник и каска делают твое лицо особенно привлекательным. Галуны тебе тоже к лицу. Украшенный золотом, ты внушаешь трепет. В тебе чувствуется что-то львиное. И это как раз то, что нужно. — Он говорил еще долго, и в словах его звучала любовь. — Тебя следовало бы поколотить, — добавил он, — за то, что ты закутал этого маленького горца в свой прекрасный сюртук. Мы с твоей матушкой потратили не одну неделю, пока подобрали подходящее сукно. Сколько раз моя матушка вонзала мне ногти в руки, когда мы его выбирали у знаменитого Гонзагески, который так хорошо разбирается в оттенках. Стоило так стараться, подбирая этот иссиня-черный, как ночь, оттенок и такое качество сукна, чтобы оно лилось мягкими складками. Твой мальчишка точно так же умер бы в своих собственных шмотках. Но месье всегда усердствует больше, чем нужно. Даже когда в этом нет ни малейшей необходимости. В хорошеньком виде ты явился ко мне! Эта бог весть сколько времени не бритая щетина старит тебя на десять лет. А главное, придает тебе такой вид, что верить в тебя совершенно невозможно.

Джузеппе дал поручение одному из суровых и услужливых стражей в блузах и несколько дней спустя повел Анджело на другой склон холма, откуда виднелась золотистая деревня, казавшаяся лодкой, гонимой зелеными волнами утесов.

С этой стороны холм был покрыт лугами и густыми, высокими березовыми рощами: ключи, пробивавшиеся из глубины постепенно разрушающегося холма, увлажняли землю и не давали ей пожелтеть под жгучими лучами белого солнца.

Вот в этих рощах, как отметил Анджело, стражи в блузах устроили себе что-то вроде казармы или главного штаба. Повсюду встречались часовые и стражи без оружия, с расстегнутой портупеей, покуривающие свои трубки. Они здоровались с Джузеппе, и было видно, что все они испытывают к нему большое уважение, а один молодой рабочий, охранявший какую-то палатку, отдал ему честь, очень неловко, но с большой серьезностью.

Джузеппе повел Анджело в дубовую рощу, где под навесами лежало множество тюков.

— Многие торговцы умерли, не оставив наследников, — сказал он. — Либо наследники тоже уже сыграли в ящик. Холера выскребла некоторые семьи подчистую. Все эти товары все равно пропали бы. Мы их забрали. И ведь какой славный — этот наш народ. Он охраняет и ничего не трогает. Расточителей тут не найдешь.

С помощью рабочего с драгунской портупеей, по всем правилам застегнутой, и ружьем за спиной они отыскали множество рулонов сукна, рулон грубой шерстяной ткани и рулон бархата.

— У меня есть мысль, — сказал Джузеппе, — я уверен, что очень удачная и что тебе она не приходила в голову. У меня тут есть один на примете. Это рабочий из Парижа, он сошьет тебе фрак не хуже самого Гонзагески, который в конечном счете ценится только в Турине. Ты хоть немного понимаешь, что тебя ждет? Мы не знаем, как поведет себя холера. Может быть, через месяц мы все уже дадим дуба. Но зачем же рассчитывать на худшее? Если только мы с тобой будем живы или даже жив будешь только ты, тебе скоро нужно будет пробираться в Альпы и делать то, что ты должен делать. Особенно если твоя матушка одержала победу в Бренте, а это почти наверняка, если судить по ее письму. Я сказал тебе, что этот рабочий скроит фрак лучше, чем Гонзагески, и это действительно так. Он и сюртук с жесткими полами может сшить лучше любого другого. Но здесь только обычные ткани, а для фрака или сюртука нужно что — то изысканное. И вот какая мне пришла мысль.

Красивые, окаймленные пушистыми ресницами глаза Джузеппе горели огнем.

— У местных крестьян, — продолжал он, — часто бывают очень красивые бархатные куртки. Они украшены большими медными пуговицами, изображающими оленьи или кабаньи головы, охотничьи, а иногда даже любовные сцены. Если их как следует начистить кусочком замши, они сверкают, как золото. Вот такая куртка тебе и нужна. А еще я тебе скажу, что у тех, кто их носит, кажется, есть кое-что в кубышке, и вот это кое-что и делает их красивыми. Только в наших краях у крестьян бывают умные лица. Здесь же у них лица плоские и невыразительные. А ты в этой куртке снова обретешь свою львиную стать. То, что до сих пор прикрывало всего-навсего кубышки с деньгами, теперь будет облачать истинную доблесть: представляешь, как это будет здорово. Республиканцы питают неразделенную любовь к принцам. Именно поэтому они их и убивают. Они им нужны, они их повсюду ищут. А когда находят среди них того, кто разделяет их убеждения, то готовы умереть за него.