Жан Жионо - Гусар на крыше

— Думаю, что да, но я узнаю поточнее.

— Или лучше я уеду один и оставлю тебе двадцать луидоров, чтобы ты сам купил лошадей для Лавинии и для себя. Не стоит привлекать внимание, а если я куплю трех лошадей, то всем все станет ясно.

— Хорошо бы даже купить четвертую лошадь, — сказал Джузеппе, — тогда мы смогли бы взять провизию.

— Я буду вас ждать недалеко отсюда.

— Мы уедем через три или четыре дня после тебя, чтобы я успел ответить на вопросы о твоем исчезновении, если вообще его кто-нибудь заметит, и уложить в мешок рис, фасоль, муку и сало. Только куда же мы поедем?

— Будем двигаться по направлению к Италии. Неизвестно, добралась ли туда эта эпидемия. Но в любом случае надо подниматься в горы.

— Послушай, — сказал Джузеппе, — у меня давно уже вертится одна мысль. Она не вчера у меня появилась, и я думаю, что ты согласишься. Самая короткая дорога идет вдоль русла Дюранс. Но она наверняка охраняется, а у въезда в деревни устроены заставы, где нужно предъявлять пропуск. После всех твоих приключений по дороге сюда, о которых ты мне рассказал, сомневаться в этом не приходится. Я, конечно, сделаю и тебе, и себе сколько угодно пропусков. Я захватил с собой печать из мэрии. Но даже если мы благополучно минуем сорок девять застав, на пятидесятой нас все равно запихнут в тюрьму. Когда я говорю «тюрьма», то имею в виду карантин. У меня волосы встают дыбом, когда вспоминаю, что ты мне о них рассказывал. Но есть другая дорога, совершенно потрясающая. Нужно идти вниз к Воклюзу, то есть отсюда на запад. Оттуда добраться до Дромы. Места там совершенно дикие. И есть одна еще более дикая долина, которая поднимается в горы. Сейчас увидишь. — Джузеппе набросал карту на обрывке бумаги. Он знал все основные дороги и даже тропинки. — Возьми это с собой, — сказал он. — И жди нас в том месте, которое я отмечу крестом. Я знаю, как ты ездишь верхом, так что, даже если тебе продадут совсем никудышную клячу, ты все равно будешь там не позже чем через три дня. Это не город, не деревня, даже не перекресток дорог. Там у дороги стоит часовня. Место жутковатое и называется Нижний Сент-Коломб. Верхний Сент-Коломб — это нависающая над дорогой гора, ощетинившаяся зелеными скалами, от одного вида которой мороз продирает по коже.

Анджело нашел лошадь на ближайшей ферме. Делами там некому было заниматься. На ферме оставались только старуха и женщина лет пятидесяти, вероятно ее невестка. Но сверкающие золотые монеты, которые показал Анджело, очень им приглянулись.

— Ты, кажется, совсем их не считаешь, — сказал Джузеппе, когда Анджело отдал ему деньги. — Хочешь знать, сколько их в том мешочке, что тебе прислала твоя матушка?

— Нет.

— А мог бы и посчитать. Целая семья сможет на них жить добрых три года. Минус десять хорошеньких монет. Это те, что я забрал для дела свободы, а почта три месяца назад открыто доставила их тому самому Мишю, что так любезно встретил тебя по прибытии. Твое повешение было заранее оплачено из твоего же кармана.

— Теперь я понимаю, почему полиция видела эти монеты.

— А чтобы тебе все стало до конца понятно, я скажу, что она была своевременно проинформирована об этой посылке анонимным письмецом, написанным безупречно, без единой орфографической ошибки, с употреблением нескольких наречий, которые сами собой возникают под пером старого советника префектуры, даже когда его патрон дает ему тайные поручения.

— Ты научился предавать?

— Вот еще одно обывательское словечко. Я люблю свободу, даже самую мысль о свободе. Я готов идти за нее в огонь и даже погибнуть. Разве любовь не выше дружбы? А потом, ведь это французы.

Анджело отправился ночевать на ферме, чтобы быть рядом со своей лошадью. Он не слишком доверял хозяйке, которая облизывалась на его золотые монеты. Джузеппе нес баул, где были уложены бархатный костюм и зимний плащ.

— Сейчас конец сентября, — сказал Джузеппе. — Он скоро тебе понадобится. А я возьму с собой кусок сукна. Лавиния на досуге сошьет мне что-нибудь. Я — не ты, мне элегантная куртка ни к чему. А ты посмотри, что я еще положил в твой баул. — Это была великолепная короткая сабля национального гвардейца, уложенная так, что достаточно было сунуть руку за отворот плаща, чтобы нащупать рукоятку, а там одно движение — и у тебя в руках обнаженная сабля.

— Я, конечно, зарядил пистолеты, но я знаю, что ты предпочитаешь холодное оружие, а особенно такое, которым можно размахнуться. Теперь у тебя есть все необходимое. Неизвестно, что может случиться, особенно в нынешние времена.

Анджело был ему очень благодарен за саблю. Гораздо больше, чем за те полчаса, что Джузеппе ползал около него на коленях, осматривая при свете огнива его сапоги.

— Они в полном порядке, хоть на королевский парад иди, но лишний раз проверить не помешает. Ну а через десять дней мы все равно увидимся и снова будем вместе.

Они снова стали рассматривать карту, где был обозначен маршрут и место встречи. Джузеппе еще раз все объяснил, давая дополнительные детали, и со слезами на глазах просил быть осторожным.

— Главное, не подходи к этим двум городкам, которые я тут отметил, а поезжай через поля. Я не переживу, если тебя теперь потеряю.

— Я тебе ничего не обещаю, — ответил Анджело, — и думаю даже, что у первого же городка пришпорю лошадь и всенепременно туда заеду, если там еще хоть кто-нибудь остался. Я жить не могу без этих коротких сигар, а у меня осталось только три. Но клянусь тебе, как только у меня их будет сотня, я поеду прямиком через поля.

Они обнялись с неподдельным волнением. Анджело, дрожа от радости, сжал в объятиях своего друга, своего брата и почувствовал, что тот готов разрыдаться.

— Ну-ну, — сказал он, — тебе остается провести еще несколько дней в твоем королевстве, и, как ты говоришь, это ведь французы; скажи им, чтобы они любили друг друга, и ни о чем больше не думай.

За пол-луидора Анджело достал крестьянское седло, красная цена которому была три франка, и привязал к нему свой багаж. Пистолеты были в карманах, сабля за отворотом плаща.

Утро было великолепным, дул северный ветер. Анджело углубился под своды синего леса. Он не спеша двинулся вперед, погруженный в небесное блаженство. Он прислушивался к шуму ветра в ветвях буков и любовался фантастическим переплетением золотых солнечных стрел, пронизывавших лес. Лошадь, кажется, не слишком замученная крестьянским трудом, тоже наслаждалась запахами и светом.

Они добрались до старой дороги, заросшей васильками и огромными лопухами. Долина перед ними уходила под своды темных деревьев. Они продвигались уже около получаса, присмиревшие в сумрачной тишине леса, когда Анджело увидел лежащую на дороге красную в полоску юбку. Он сразу узнал юбку крестьянки, которая первой была изгнана из ложбины. Это действительно была она, уже обглоданная зверями и покрытая толстыми улитками, приканчивавшими то, что от нее осталось.