Джордж Оруэлл - Ферма животных

В апреле Ферма Животных была объявлена Республикой, так что потребовалось выбрать президента. Был выдвинут лишь один кандидат — Наполеон, который и был избран единогласно. В тот же день животным сообщили, что найдены новые документы, раскрывающие свежие подробности связи Снежка с Джонсом. Оказалось, что в противоположность представлению, давно сложившемуся у животных, Снежок не просто пытался вести пораженческую тактику в Битве при Коровнике, но попросту сражался на стороне Джонса. Собственно, именно он был истинным руководителем людского войска и атаковал животных с криком «Да здравствует человечество!» А раны на спине Снежка, еще помнившиеся кое-кому из животных, были нанесены зубами самого Наполеона.

В середине лета на Ферме внезапно объявился ворон Мозес, отсутствовавший несколько лет. Он совершенно не изменился — все еще бездельничал и вел всё те же разговоры о Леденцовой Горе. Усевшись на пень, он хлопал своими черными крыльями и часами толковал с каждым, кто соглашался его слушать.

«Там, наверху, товарищи, — начинал он, торжественно указывая на небо своим большим клювом, — там, наверху, сразу вон за той черной тучей лежит Леденцовая Гора — счастливая страна вечного отдохновения, где все мы, бедные скоты, навек освободимся от наших трудов».

Мозес даже утверждал, что однажды летал туда и видел вечнозеленые поля, покрытые клевером и льном, вокруг которых на изгородях росли хрустящие корочки и колотый сахар. Многие верили ему. Они рассуждали так: нынешняя жизнь полна голода и тяжкого труда, — разве не будет справедливо, если где-то существует лучший мир? Очень трудно было определить отношение к Мозесу со стороны свиней. Все они презрительно называли его рассказы о Леденцовой горе враньем, но не запрещали Мозесу оставаться на Ферме и получать, не работая, свой стаканчик пива в день.

С тех пор, как копыто зажило, Боксер работал ещё больше, чем прежде. Вообще-то все животные трудились в этом году, как каторжные. Кроме обычных сельскохозяйственных работ, надо было восстанавливать мельницу и строить школу для поросят. Работать от восхода до захода при скудных рационах было тяжело, но Боксер ни разу не дрогнул. Ни словом, ни делом не показал он ни малейшей слабости, как будто сила его была неистощима. Лишь внешне он слегка изменился: шкура утратила блеск и бока казались запавшими. Кое-кто говорил: «появится весенняя трава, и Боксер поправится», — но весна пришла, а Боксеру не становилось лучше. Иногда на склоне карьера, когда Боксер весь напрягался, удерживая огромный валун, казалось, что весу камня противостоит не мышечная сила, а чистая воля коня. В такие минуты губы его шевелились, рождая слова «Буду работать больше» — но голоса не было. Люцерна и Бенджамин снова и снова предупреждали его о том, что надо позаботиться и о своем здоровье, но Боксер не обращал на все предупреждения ни малейшего внимания. Приближался день, когда ему должно было исполниться двенадцать лет. Боксеру было безразлично, что произойдет с ним потом, лишь бы успеть до пенсии натаскать для мельницы достаточную груду камней.

Однажды, поздним летним вечером на Ферме внезапно пронесся слух о том, что с Боксером плохо. Знали, что он ушел один, чтобы оттащить к мельнице повозку камня. Слух оказался верным. Через несколько минут стремглав примчались два голубя с криком: «Боксер упал! Он лежит на боку и не может подняться!»

Чуть не половина всех животных Фермы кинулась бежать к холму, где стояла мельница. Боксер лежал меж оглоблями повозки, вытянув шею, не в состоянии поднять даже голову. Глаза его затуманились, бока блестели от пота. Тонкая струйка крови текла из угла рта. Люцерна упала возле него на колени.

— Боксер! — крикнула она. — Скажи, что с тобой?

— Дышать больно, — слабым голосом сказал Боксер, — но это неважно. Я думаю, вы сможете закончить мельницу без меня. Уже набрался хороший запас камня. Все равно, мне оставалось работать только один месяц. Правду сказать, я предвкушал, как пойду на пенсию. Вот Бенджамин тоже стареет, и я думал, что нас отпустят на пенсию вместе, и он будет со мной.

— Мы должны сейчас же обеспечить ему помощь, — сказала Люцерна. — Сбегайте кто-нибудь к Пискуну, скажите ему, что произошло.

Все тотчас же помчались назад к дому, чтобы передать новость Пискуну. Остались лишь Люцерна и Бенджамин, который лег рядом с Боксером и своим длинным хвостом стал отгонять от него мух. Через четверть часа появился Пискун, весь — сочувствие и забота. Он сказал, что товарищ Наполеон с глубочайшим огорчением узнал об этом несчастье, случившемся с одним из самых преданных тружеников Фермы, и что он уже договаривается о госпитализации Боксера в лучшей больнице Уиллингдона. При этом известии животным стало немного не по себе. Кроме Молли и Снежка, ни одно животное никогда не покидало Фермы, и им не хотелось думать, что их товарищ попадет в руки людей. Но Пискун легко убедил их в том, что хирург-ветеринар в Уиллингдоне будет лечить Боксера лучше, чем это возможно на Ферме. Полчаса спустя, когда Боксер немного пришел в себя, его с трудом подняли на ноги и помогли добраться до стойла, где Люцерна и Бенджамин приготовили добрую постель из соломы.

Два дня Боксер отлеживался у себя в конюшне. Свиньи прислали ему большую бутылку лекарства, которую они обнаружили в аптечке, и Люцерна давала Боксеру лекарство два раза в день после еды. По вечерам она лежала рядом с ним, развлекая его разговором, и Бенджамин отгонял от него мух. Боксер утверждал, что не жалеет о случившемся. Если он вполне поправится, то сумеет прожить еще года три; и он предвкушал дни, которые будет мирно проводить в уголке большого пастбища. У него впервые появится время, чтобы учиться и духовно расти. Боксер решил, что остаток своих дней посвятит изучению остальных двадцати девяти букв алфавита.

Но Люцерна и Бенджамин могли проводить с Боксером лишь нерабочие часы, а фургон приехал за ним в середине дня. Все животные были на прополке свёклы, работая под присмотром свиньи, и вдруг с удивлением увидели Бенджамина, который мчался галопом со стороны строений, крича изо всех сил. Впервые видели они Бенджамина возбужденным, и первый раз видели, как он скачет галопом. «Быстрей! Быстрей! — кричал он. — Боксера увозят!». Не ожидая разрешения свиньи, животные бросили работу и помчались к строениям. И действительно, во дворе стоял крытый фургон, запряженный парой; бока фургона были покрыты надписями, а на козлах сидел подлого вида человечек в круглом котелке.

Животные столпились вокруг фургона. «Будь здоров, Боксер! — кричали они хором, — До свиданья!»

«Дураки! Дураки! — закричал Бенджамин, мечась вокруг и роя землю маленькими своими копытами. — Дураки! Разве вы не видите, что написано на стенке фургона?»