Жозе Эса де Кейрош - Семейство Майя

Гордость больше не мешала ему допытываться у горничной разгадки волнующей его тайны. Так отчего же Мария Эдуарда не открыла ему правды?

Мелани пожала плечами. Она не знает, но и сама сеньора вряд ли смогла бы это объяснить. В отеле «Центральный» она проживала под именем мадам Гомес; и квартиру на улице Святого Франциска она сняла как мадам Гомес; и его пригласила к мисс Саре тоже под этим именем… И так все и пошло, потом они переехали в Оливаес… А после она уже не осмелилась признаться ему и продолжала этот обман, боясь, что он ей не простит…

Но, воскликнул Карлос, неужели ей не приходило в голову, что рано или поздно все откроется?

— Je ne sais pas, monsieur, je ne sais pas 1 , — прошептала Мелани, чуть не плача.

Карлос продолжал выпытывать у нее все новые подробности. Сеньора не ждала Кастро Гомеса? Она не знала о его возвращении? Упоминала ли она о нем?

— Oh non, monsieur, oh non! [122] Я не знаю, сударь, я не знаю… (фр.)

Мадам, с тех пор как сеньор Карлос да Майа стал каждый день приходить на улицу Святого Франциска, решила, что отныне она ничем не связана с сеньором Кастро Гомесом, и больше не говорила о нем и не желала, чтобы о нем упоминали… До того малышка всегда называла сеньора Кастро Гомеса petit ami [123] Дружок (фр.). . Но давно уже никак его не называет. Ей было сказано, что petit ami уехал навсегда…

— Но сеньора ему писала, — сказал Карлос, — я знаю, что писала…

Да, Мелани не отрицает. Но письма ничего не значащие. Сеньора очень щепетильна и, поселившись в Оливаесе, не истратила ни сейтила из тех денег, что ей присылал сеньор Кастро Гомес. Все чеки она сохранила в целости и нынче вернула их ему… Разве сеньор не помнит, как однажды утром он встретил Мелани у входа в Страховое общество? Так вот, она ездила туда с подругой-француженкой закладывать браслет с брильянтами, который ей дала сеньора. Сеньора теперь живет на то, что выручает от залога драгоценностей. Почти все они уже в ломбарде.

Жалость пронзила сердце Карлоса. Но все же, для чего ей было лгать ему?

— Je ne sais pas, — отвечала Мелани, — je ne sais pas… Mais elle vous aime bien, allez! [124] Я не знаю, не знаю… Но она так любит вас… (фр.).

Они подошли к воротам. Карета уже стояла там. На аллею с акациями из отворенной двери дома падал слабый печальный свет. Карлос разглядел силуэт Марии Эдуарды — в темном плаще и шляпе она показалась в дверях… Верно, услыхала шум подъехавшего экипажа.

Какое горькое нетерпение охватило его!

— Иди скажи ей, что я здесь, Мелани, иди! — прошептал Карлос.

Девушка поспешила в дом. Карлос медленными шагами шел по аллее, чувствуя в сумрачной тишине беспорядочные толчки сердца. Он поднялся по каменным ступенькам, — и ступеньки и дом казались ему чужими, незнакомыми… Коридор был пуст, лишь мавританская лампа освещала развешанное по стенам снаряжение для корриды… С шалью в руке появилась Мелани и сказала, что сеньора в шпалерной зале…

Карлос вошел в залу.

Мария ждала его, в темном плаще, стоя, смертельно бледная, и вся ее душа отражалась в блестящих от слез глазах. Она подбежала к нему, схватила его за руки, дрожа и всхлипывая, не в силах произнести ни слова.

В обуревавшем его смятении Карлос забыл все, что намерен был ей сказать, и лишь повторял уныло какие-то нелепые слова:

— Зачем же плакать, я не понимаю, у тебя нет причин для слез…

Она прервала его:

— Выслушай меня, ради бога! Не говори ничего, позволь мне все тебе рассказать… Я послала Мелани за каретой, я хотела ехать к тебе… У меня недостало мужества открыть тебе все раньше! Я поступила дурно, ужасно, чудовищно… Но выслушай, не говори ничего, прости, я не виновата!

Рыдания душили ее. И, упав на софу, она захлебнулась отчаянным, безудержным плачем, от которого сотрясалось все ее тело и выбившиеся пряди волос метались по плечам.

Карлос стоял перед ней застывший и безмолвный. Его потрясенное и переполненное сомнениями сердце не в силах было излить свои чувства. Он лишь подумал, как грубо и низко он поступил бы, дав ей чек, который лежал у него в бумажнике и жег его стыдом. Она подняла мокрое от слез лицо и с усилием проговорила.

— Выслушай меня!.. Я даже не знаю, с чего начать. О, как много мне нужно сказать тебе, как много!.. Не уходи, сядь, выслушай меня…

Карлос хотел взять стул.

— Нет, сядь здесь, возле меня… Это придаст мне мужества… Пусть ты переменился ко мне, но сжалься, сядь со мной!

Он уступил смиренной и неотступной мольбе ее заплаканных глаз и присел на край софы, в отдалении от Марии, не ощущая ничего, кроме безмерного отчаяния. Тихим, охрипшим от рыданий голосом, не поднимая ресниц и словно перед исповедником, Мария начала рассказывать ему о своем прошлом — отрывисто, беспорядочно, прерывая свою речь бурными слезами и горькими приступами стыдливости, заставлявшими ее закрывать лицо руками.

Она не виновата! Не виновата! Он должен знать о ней все… Ее мать… Ужасно признаваться в этом, но из-за матери она вынуждена была бежать с тем, первым в ее жизни, мужчиной, ирландцем… Она прожила с ним четыре года и была ему верной женой, жила в полном уединении и занималась только домом; он непременно обвенчался бы с ней! Но он погиб на войне с Пруссией в сражении при Сен-Прива. И она осталась с дочкой и больной матерью на руках, без средств… Все пришлось продать… Она пыталась найти работу, давать уроки музыки… Но все было напрасно, и дошло до того, что два дня они сидели в темноте — не на что было купить свечей — и ели одну соленую рыбу… А Роза просила есть! Бедная малышка была голодна и нечем было ее накормить! Ах, ему не понять, что это такое, когда твой ребенок голодает! Чуть ли не из милости их отправили в Париж… И там она познакомилась с Кастро Гомесом. Это было ужасно, но что ей оставалось делать! Жизнь ее была кончена…

Она соскользнула с софы и упала к ногам Карлоса. Он не пошевелился и не произнес ни звука; разноречивые чувства терзали его душу: перенесенные ею страдания, ее материнская боль, тщетные поиски работы, голод вызывали в нем щемящую жалость, и он чувствовал, что она дорога ему больше прежнего; но тут же его охватывал ужас при мысли об этом ирландце, вдруг возникшем в ее жизни, и сердце его отвращалось от женщины, чья честь была запятнана в его глазах еще одним приключением.

Мария теперь рассказывала о Кастро Гомесе. Она прожила с ним три года и не хочет говорить о нем дурно. Она желала лишь одного: вести тихую домашнюю жизнь. Но он любил развлечения, и ей приходилось бывать на вечеринках и ужинах…

Карлос не мог больше слушать: боль разрывала ему сердце. Он оттолкнул ее руки, искавшие его рук… Все кончено! Прочь из этого дома!..

— О! Не оставляй меня! — вскричала она, отчаянно цепляясь за него. — Я знаю, что я тебя не стою! Я так несчастна! Но у меня недостало мужества, мой любимый! Ты мужчина, тебе этого не понять. Взгляни на меня! Почему ты на меня не смотришь? Взгляни хоть на миг, не отворачивайся, сжалься надо мной!