Жозе Эса де Кейрош - Семейство Майя

Погожий день, нахмурившись под вечер, завершился мелким дождем; похолодало. Эга подозвал карету. В страшном волнении подъезжая к «Букетику», он увидел в дверях Виласу с зонтиком под мышкой; тот подворачивал брюки, собираясь уходить.

— Ну что? — крикнул ему Эга.

Виласа раскрыл зонт и прошептал из-под него, точно заговорщик:

— Ничего не вышло!.. Он сказал, что торопится и выслушать меня не может.

Эга в отчаянии топнул ногой:

— Ну, знаете!..

— А что мне было делать? Удерживать его силой? Отложили на завтра… Я приду утром, в одиннадцать часов.

Эга взбежал по ступенькам, ворча сквозь зубы: «Проклятие! Никак нам не покончить с этим делом!» Подошел к дверям кабинета Афонсо. Но не вошел. Через широкую щель между наполовину сдвинутыми портьерами он увидел часть теплой и уютной комнаты: мягкий розовый свет падал на обитую узорчатым штофом мебель; на ломберном столике ждали карты; на софе, с обивкой в тон прочей мебели, расположился в ленивой позе дон Диого: он глядел на огонь камина и поглаживал усы. Эга услыхал голос Крафта: тот с кем-то спорил, расхаживая по кабинету с трубкой в руке; его сменила неторопливая речь Афонсо, покойно откинувшегося на спинку кресла; внезапно все голоса заглушил голос Секейры, который яростно кричал: «Если завтра вспыхнет бунт, эта армия, которую вы, сеньоры, желаете распустить, ибо она, по вашему мнению, — рассадник безделья и праздности, эта армия будет вас же защищать… Вам легко рассуждать! Но не дай бог случиться смуте, без наших штыков вам придется плохо!..»

Эга прошел на половину Карлоса. В канделябрах еще горели свечи; пахло лавандовой водой и сигарами. Батиста сказал, что сеньор дон Карлос «ушел десять минут назад». Он пошел на улицу Святого Франциска! И останется там до утра! Эга не находил себе места, а впереди его ждал долгий, томительный вечер, и он решил забыться, спастись хоть ненадолго от терзавших его мыслей. В том же экипаже, который привез его в «Букетик», Эга отправился в Сан-Карлос. А потом поехал кутить к Аугусто с Тавейрой и двумя девицами — Пакой и Кармен-Философкой — и налег на шампанское. К четырем утра он здорово набрался и, лежа на софе, с чувством, но невнятно бормотал стихи Мюссе к Малибран… Тавейра и Пака, сидя в обнимку на одном стуле, он — со своим сладким видом шуло, она — тоже muy caliente [157] Весьма разгоряченная (исп.). , клевали лакомые кусочки. А Кармен-Философка, объевшаяся, в расстегнутом платье, сняв корсет и завернув его в «Новости», брякала ножом по краю тарелки и напевала, тупо уставившись на пламя газовых рожков:

Эга проснулся наутро в десять часов рядом с Кармен-Философкой, в комнате с огромными окнами, в которые вливалась вся тоска пасмурного дождливого утра. Дожидаясь кареты, за которой побежал слуга, несчастный Эга, терзаемый головной болью, дурнотой и горечью во рту, сидел, спустив босые ноги на ковер, и ловил обрывки ускользающих мыслей, испытывая лишь одно-единственное желание — бежать отсюда, принять ванну, душистую и освежающую, смыть с себя липкое воспоминание о Кармен и омерзительной оргии.

Он поехал в отель «Браганса», чтобы там принять ванну и привести себя в порядок, перед тем как встретиться с Карлосом и Виласой. Пришлось ждать чистое белье, за которым кучер с запиской к камердинеру ездил в «Букетик»; потом Эга завтракал; и, когда он наконец подъехал к отдельному входу Карлоса, держа под мышкой сверток с грязным бельем, уже пробило двенадцать.

На лестничной площадке ему повстречался Батиста с корзиночкой камелий.

— Виласа пришел? — шепотом спросил его Эга, поднимаясь по лестнице на цыпочках.

Сеньор Виласа уже здесь. Ваша милость получили белье?.. Я послал еще и костюм, в таких случаях желательно полностью переодеться…

— Спасибо, Батиста, спасибо!

Эга обрадовался: «Прекрасно, Карлос уже все знает, пропасть преодолена!» Но он еще помедлил, снимая перчатки и пальто с трусливой неспешностью. Наконец, чувствуя, как колотится его сердце, отвел бархатную портьеру. В прихожей царила гнетущая тишина; крупный дождь барабанил в застекленную дверь, за которой виднелись окутанные туманом деревья сада. Эга отодвинул другую портьеру, на которой был вышит герб рода Майа.

— А, это ты! — воскликнул Карлос, вставая из-за рабочего стола с бумагами в руке.

Душа его сохранила мужество и твердость, лишь глаза блестели сухим блеском, горячечные и огромные, на сильно побледневшем лице. Виласа, сидевший напротив, рассеянно, усталым движением отирал пот со лба шелковым платком. На столе были разложены бумаги Марии Монфорте.

— Что это за чертова несусветица, о которой мне сейчас рассказал Виласа? — выпалил Карлос, скрестив руки на груди и остановившись перед Эгой; голос его слегка дрожал.

Эга пробормотал:

— У меня не хватило мужества сказать тебе…

— Но у меня его хватит, чтобы выслушать!.. Что еще за чертовщину наговорил тебе этот человек?

Виласа тотчас встал. Встал с торопливостью робкого новобранца, которому доверили опасный пост, и попросил разрешения, если он не нужен, вернуться в контору. Друзьям, безусловно, свободней будет разговаривать. Впрочем, здесь остаются бумаги сеньоры доны Марии Монфорте. А если он понадобится, за ним можно послать на улицу Серебра или домой…

— Вы понимаете, сеньор, — добавил он, крутя в руках шелковый платок, — я взял на себя смелость прийти и все вам сказать, потому что это мой долг, долг преданного друга вашей семьи… Так же полагал и наш Эга…

— Хорошо, Виласа, спасибо! — ответил Карлос. — Если будет нужно, я за вами пришлю…

Поверенный, все еще держа в руке платок, медленно огляделся. Потом заглянул под стол. Лицо его выражало недоумение. Карлос терпеливо следил, как Виласа робко ходит по комнате, что-то разыскивая…

— В чем дело, Виласа?

— Моя шляпа. Я думал, что снял ее здесь… Видно, оставил там… Значит, если что-нибудь понадобится…

Как только он вышел, еще раз окинув беспокойным взглядом комнату, Карлос яростно задернул портьеры. И, тяжело упав на стул, обратился к Эге:

— Говори!

Эга, усевшись на софу, начал рассказывать о встрече с Гимараэнсом в буфете театра Триндаде после выступления Руфино. Демократ потребовал у него объяснений по поводу письма Дамазо и наследственного алкоголизма… Все выяснилось, и они почувствовали взаимное расположение…

Но тут портьера дрогнула, из-за нее вновь выглянуло лицо Виласы.

— Прошу прощения, но моя шляпа… Нигде не могу ее найти, я уверен, что оставил ее здесь…

Карлос сдержал готовое вырваться проклятье. Эга стал помогать Виласе в поисках, заглянул за софу, в нишу окна. Карлос, в отчаянии, желая поскорее выпроводить его, посмотрел даже в спальне, за пологом кровати. Огорченный и красный от смущения, Виласа попросил позволения заглянуть в ванную комнату…