Сименон Жорж - 45° В ТЕНИ

Но вдруг раздались быстрые шаги. Они раздались гораздо раньше, чем показался тощий силуэт Гюре, одетого только в полосатую пижаму, расстёгнутую на груди.

Он не шёл, он бежал. Донадьё чуть было не поймал его по дороге, а потом жалел, что не сделал этого.

Гюре не нужно было искать Лашо глазами. Он инстинктивно направился прямо к нему. Он тяжело дышал, волосы его растрепались, глаза горели.

— Это вы обвиняете меня в краже? А? Это вы потребовали, чтобы обыскали мою каюту?

Лашо, который сидел и, следовательно, находился в невыгодном положении, сделал движение, чтобы подняться.

— Это вы, старый подлец, эксплуататор и убийца, смеете подозревать других?

Донадьё шагнул по направлению к Гюре. Один из офицеров поднялся. Уже слышны были шаги Барбарена и «капитана колониальных войск, которые присутствовали при обыске, но Невиль всё ещё не появлялся.

— Вы же прекрасно знаете, что вор не тот, о ком думают! Если среди нас и есть кто-то, всю жизнь занимавшийся воровством, то это…

Он потерял всякое самообладание. Он весь дрожал. Движения его были прерывисты, и, не находя других слов, он закричал, скорее даже завыл:

— Подлец!!! Подлец!!! Подлец!..

При этом он хватал Лашо то за голову, то за горло, как только мог, за что попало, а тот, откинувшись на спинку, чтобы уклониться от ударов, опрокинул стул и покатился на палубу.

Гюре чуть было не повалился за ним, чтобы снова нанести ему удары, но Донадьё схватил его за плечи:

— Спокойно! Спокойно!

Слышно было тяжёлое дыхание молодого человека, а грузный Лашо в светлом костюме всё ещё лежал на палубе и не вставал на ноги, ожидая, пока не уведут Гюре.

— Господа… — заговорил капитан.

Но он не нашёл других слов, тем более что на палубе стали появляться пассажиры, разбуженные обыском.

— Господа… Прошу вас…

Тощая грудь Гюре поднималась и опускалась в быстром темпе, а Барбарен в ответ на вопросительный взгляд Донадьё отрицательно покачал головой.

В каюте Гюре ничего не нашли.

На следующее утро Донадьё узнал от помощника капитана некоторые подробности. Утром, когда пассажиры проснулись, их ожидал сюрприз: шёл сильный дождь. От этого давно невиданного свежего дождя пассажиры воодушевились, словно дети при виде первого снега, в котором они могут поваляться. Всё выглядело по-новому: мокрая палуба, пелена прозрачных капель, падающих с командного мостика; дождь беспрерывно барабанил по железной обшивке, вода лилась по желобам.

Даже китайцы на носу корабля улыбались, хотя у них не было крыши над головой. Некоторые пользовались вместо зонтика старыми мешками, даже кастрюлями.

Впервые люди надели одежду из тёмной шерсти, и было странно видеть синие или чёрные силуэты.

По серому морю бежали белые барашки. Судно немного качало, а вокруг него от плеска волн набегало много пены.

Донадьё только что закончил прогулку по палубе. На террасе бара он увидел Лашо, Гренье и Барбарена, которые молча курили. В носовой части палубы мадам Бассо разговаривала с одним из лейтенантов. Мадам Дассонвиль, должно быть, ещё не выходила из своей каюты, и Гюре тоже не было видно.

Доктор встретил Невиля в тот момент, когда помощник спускался с капитанского мостика. Донадьё не пришлось задавать вопросов.

— Грязная история, — проворчал Невиль. — Они уже побывали у капитана — и тот, и другой.

— Гюре и Лашо?

— Лашо пожелтел от ярости. Гюре хорохорится, как задиристый петух. А в конце концов попадёт мне, за то что я поселил Гюре в первом классе.

Донадьё и помощник капитана прошлись по палубе, провожаемые взглядами нескольких пассажиров. Невиль рассказывал о ночных обысках.

— У лесоруба всё обошлось без шума. Он только что лёг и потушил свет. Он удивился, но спокойно отнёсся к формальностям. У Гюре же, напротив…

Обязанность помощника капитана оказалась в высшей степени неприятной. Когда они постучали в дверь каюты номер семь, ему показалось, что в ней словно кто-то рыдал, но Невиль не обратил на это внимания. Ему пришлось несколько раз постучать, пока дверь приоткрылась. Гюре встретил его злобным взглядом, нахмурив брови.

— Простите за беспокойство, но на борту сейчас произошла кража, и мой долг…

Невиль выложил всё, что должен был сказать, в то время как лицо его собеседника всё больше мрачнело.

— Почему же обыскивают именно мою каюту?

— Не только вашу. Мы уже были у…

В ярости Гюре, толкнув дверь ногой, открыл её настежь, и Невиль увидел лежащую на диване мадам Гюре, которая вытирала слёзы. Они попали в разгар семейной сцены. Напротив, на другом диване, лежал ребёнок; глаза его были открыты, лицо выражало страдание.

— Простите нас, мадам…

— Я всё слышала…

На ней был только халат из цветной ткани. Она поднялась и отошла в угол, а муж её сначала стоял неподвижно, не мешая производить обыск, потом вдруг выскочил из каюты, побежал в бар и налетел на Лашо.

— Его жена ничего не сказала? — спросил Донадьё.

— Она что-то крикнула, пытаясь его удержать, но он ничего не хотел слушать, и она не двинулась с места, а когда мы ушли, закрыла за нами дверь.

Что касается сцены на палубе, то она продолжалась всего несколько мгновений. Капитан подошёл к Гюре, потом к Лашо:

— Господа, прошу вас, разойдитесь по своим каютам. Завтра утром я буду всецело в вашем распоряжении и приму все необходимые меры в связи с этим неприятным инцидентом.

Некоторые из пассажиров, в особенности офицеры, ещё несколько минут задержались на палубе, обсуждая происшествие, но в конце концов все пошли спать.

На следующее утро, к счастью, всеобщее внимание было отвлечено дождём. Однако же все интересовались и последними новостями. Проходя мимо террасы, каждый оглядывал Лашо, а тот, погрузившись всей своей массой в плетёное кресло, выставлял себя напоказ, вызывая всеобщее любопытства.

Можно даже сказать, что он старался казаться как можно более толстым, противным и злобным. Хотя было уже десять часов утра, он сидел в рубашке без воротничка, расстёгнутой на груди, засунув босые ноги в домашние туфли.

Именно в таком-то виде он и явился к капитану по его приглашению в девять часов утра.

— Полагаю, — сказал тот, — вы желаете, чтобы мсье Гюре извинился перед вами. Я сейчас его вызову. Попробую его урезонить.

— Прежде всего я хочу получить обратно свой бумажник.

— Расследование будет продолжаться, и я не могу помешать вам по прибытии в Бордо подать в суд.

— Ничто мне не помешает также сообщить Компании, что на меня набросился с кулаками и оскорблял меня пассажир, который незаконно занимал каюту первого класса.

Больше от него ничего не удалось добиться. Лашо знал, что его боятся. И он прекрасно понимал, что на ответственных за размещение пассажиров лиц будет наложено взыскание за ту поблажку, которую они сделали Гюре.