Любен Каравелов - Болгары старого времени

Через два дня после этого Райка на огороде поливала капусту. Время было вечернее, после заката. На сердце у нее было легко-легко. С недавних пор, неизвестно почему, ей все время было так хорошо. Левый глаз у нее сильно подергивался, она объясняла это тем, что кто-то должен прийти, и все оглядывалась по сторонам.

Солнце уже село, и начало смеркаться, когда Райка увидела, что через плетень к ним на бахчу прыгнул какой-то человек. Она не разглядела, кто это, но у нее вдруг запылали щеки, сердце забилось сильней, а по всему телу прошла дрожь. Она бросила мотыгу и пошла узнать, кто это и что ему нужно.

Если б ее спросили: «Куда ты?» — она так бы и ответила. Но в душе она, сама не зная почему, была уверена, что там ждет ее Ненко. Они не виделись уже два дня и не уговаривались встретиться. Но Райка ни минуты не сомневалась, что сейчас увидит его. И не ошиблась: Ненко ждал ее под грушевым деревом.

— Это ты, Райка?

— Я, Ненко.

— Что делаешь? Поливаешь?

— Капусту поливаю. Как ты придумал прийти с той стороны?

— Как придумал? Просто взял да и пришел. А что тут такого?

— Да ничего, я так… Тут-то нас никто не увидит. Я про то спрашиваю, как ты догадался…

— Мне Донка сказала.

— Ой, какая она! До чего хитрая да лукавая, правда, Ненко?

— Еще какая, вся в тетку! Донка, пожалуй, еще похитрее будет.

— А знаешь, Ненко, у нее Стойчо каждый вечер воду пьет и берет букетик, а запрошлым вечером они под вербой допоздна сидели.

— Так я и думал, что тут неспроста. Мы на той неделе со Стойчо вместе пахали, так когда потом волов стали пасти, я по разговору сразу понял. Он все меня родичем звал.

— Донка говорит, после успенья Стойчо к ним сватов пришлет.

— После успенья, говоришь? А мне когда сватов засылать, а, Райка?

— Не знаю я… — шепотом ответила Райка и опустила голову.

— Я скажу когда. Хочешь, я тебе на успенье сережки куплю? Или, может, бисерное ожерелье?

— Ожерелье мне дедушка к пасхе подарил. Ты лучше серьги купи, как у Рады Тошовичиной, видел, такие с висюльками. Хорошо?

Стоя под грушей, Райка с Ненко мало-помалу разговорились. Они больше не стеснялись друг друга и беседовали так, точно были знакомы давным-давно. Ненко взял Райку за руку и вертел ее мизинчик, приговаривая, словно играл с маленькой девочкой: «Ешь, зайка, ешь». А возле них на развесистой черешне заливалась пара соловьев, будто подзадоривая их. За два двора от них Доко Маньевчето играл на кавале — век можно слушать его не наслушаться. А тут из-за рощи выплыла луна, ясная и полноликая, заливая божью землю золотыми лучами, озаряя всю ее мягким бледным светом, таким же дурманящим и нежным, как речи молодых влюбленных, казалось бы простые и грубые, но милые для них и прекрасные, как только может быть прекрасно что-нибудь на земле.

С тех пор грушевое дерево стало часто скрывать своей широкой кроной их свидания, слушать их беззаботные речи.

Вечером, только начнет смеркаться, Райка сделает себе пестрый душистый букетик, воткнет его в волосы и, веселая, с сияющими глазами, крикнет: «Мама, можно я пойду на огород фасоль поливать?», или «Можно, я перец порыхлю?» И мать, видя, что она так весела, всегда ее пускала.

На огороде Райка поливает, копает, полет, напевая песню, а сама все смотрит туда, на бахчу и в балку. Как стемнеет, в балке мелькнет чья-то тень, перелезет через забор и исчезнет на бахче между деревьев. Райка тут же бросит полоть или копать, оглянется вокруг и побежит к грушевому дереву, — там ее ждет уже Ненко. И пойдут у них сладкие речи, тихие и неторопливые, — о том, кто сегодня полол у Гинчовичиных, о вчерашнем хоро у Станки Паниной, о хлебах деда Славчо, какое поле раньше созреет для жатвы, о Нене Пройкиной, которая на той неделе окучивала кукурузу у своего жениха Геты Белки, о Донке и Стойчо и о всяких других обычных вещах.

Часто они говорили о себе. Райка, к примеру, рассказывала Ненко, что видела его во сне сегодня, или сколько рубах сделала ей к свадьбе мать и какие вышила рукава, а Ненко хвалился тем, каких музыкантов позовет на обрученье и сколько золотых дал ему для этого дядя.

Так они и беседовали под грушей, когда дольше, когда короче, смотря по тому, раньше или позже ждала в тот день Райку мать.

Иной раз любили они пошутить и посмеяться, а порой и поддразнить друг друга. Райка как-то не дала Ненко букетик, а вынула его из волос и спрятала. Ненко пригрозил, что рассердится; она ударила его им по щеке и сейчас же поспешила отдать цветы. В другой раз он схватил ее за руки, сжал их сильно, как только мог, сам нашел у нее букетик и забрал его.

Но на людях они притворялись, будто совсем незнакомы. Ни на праздничном, ни на вечернем хоро Ненко не танцевал рядом с Райкой, а всегда старался стать напротив, так, чтобы можно было смотреть друг на друга. Они никогда не разговаривали на хоро, и Ненко не брал у нее там букетик. Не надо было ему и воду пить у Райки. Иногда, совсем редко, он дождется ее у моста и возьмет кувшин, но так, будто и взглянуть на нее стыдится.

Так они скрывались и прятались от людей, но подружки догадывались, в чем дело. Да и мать начала замечать кое-что. Еще раньше, когда Райка была печальной и поникшей, запала ей дума: уж не то ли всему причиной? А теперь, видя, как дочь повеселела и расцвела, она укрепилась в своей догадке. Поняла мать, отчего переменилась Райка, и стала следить за ней, ожидая, когда все выяснится.

Как-то под вечер Райка с матерью чистила фасоль.

— Мама, — спросила вдруг Райка чуть изменившимся голосом, — а кто живет во дворе у Димо Кривого, в пустом доме?

Мать удивленно посмотрела на нее.

— Как кто? Хозяин и живет.

— А кто там хозяин — Димо? — будто ничего не зная, спросила Райка.

— Димо у себя в доме хозяин. А разве у него во дворе не Ненко Крынёвче живет?

— Какой Ненко Крынёвче? Ненко Бостанжия?

— У Ненко Бостанжии дом внизу на холме, а это Ненко Крынёвче, так его и зовут, — сестры Димо сын. Мать у него умерла и отец умер, вот он и живет один в доме. Пригожий такой парень. Нешто ты не видала его на хоро или возле чешмы?

— Нет, не видала, — проговорила Райка и покраснела от стыда. Было уже совсем темно, и мать ничего не заметила, а только подивилась странным расспросам да кой о чем призадумалась. А тут еще соседка стала ей намекать.

Скоро она все узнала. Случилось это опять вечером. Райка пошла нарвать луку для салата и что-то замешкалась на огороде. Мать подождала, подождала, да и пошла посмотреть, чего она не идет. Видит, на огороде никого нет, а на бахче слышны голоса. Стемнело уже, и разглядеть, кто там разговаривает, трудно было.

Младенчовица прислушалась: один голос был Райкин, другой мужской. «Неужто она с парнем болтает?» — изумилась Младенчовица и напрягла слух. Сомнений больше не оставалось: она узнала Ненко. Все перепуталось у нее в голове. Что было делать? Сначала хотела она позвать деда — пусть ей покажет, как по вечерам на бахче болтать с молодыми парнями, да и его пускай отчитает, чтоб не повадно было в другой раз по огородам шататься да девок смущать, потом решила сама взять коромысло, пойти туда и задать хорошенько.