Александр Минчин - Факультет патологии

– С тобой я на все согласна, – она улыбается, – даже на такой ужас!

Мы пьем шампанское и едим шоколад. (И это, знаете ли, неплохо! В этой никчемной жизни.) – Впечатление, что тебя совсем не волнует окончание института?

– Нет, это обычно, что должно было настать, то настало.

– Что ж тебя тогда волнует, я думал, это большое дело – избавиться от него?

Она смотрит ясно на меня:

– Меня волнуешь только ты. Один. Так говорит она и добавляет:

– Сейчас, на данном этапе, в данный отрезок моей жизни моего времени. Остальное все безразлично. Я хочу, чтобы ты это знал.

– Я не знал этого, Наташа, и я благодарен тебе за это. Ты мне очень нужна, я этого сам не понял сразу, да и сейчас не понимаю до конца…

На этом слова наши обрываются – только движения. Да и нужны ли дальше слова.

Вечером, позже… мы опять сидим за столом и пьем шампанское, за нее, за нас, и жуем, в поцелуе, шоколад.

Но душе этого мало. Душе хочется разгула и загула. Чтобы все вокруг гуляло и плясало, резвилось и шумело, пело и стонало. Я знаю такое место и везу ее туда. Мы едем в подпольный ресторан в Одинцово, который держит мой друг Торнике.

В такси мы целуемся, и от нее прекрасно пахнет.

Через закрытые шторы двери дважды выглядывают метрдотели, пока не появляется сам Торнике, которого я спас и который говорит, что я самый «дарагой человек для него на свете, после детей и жены».

– Вай, что случилось, Сашья, – двери распахиваются, – небо на землю, наверно, упало, что ты появился без приглашения!

Он обнимает меня.

Торнике – стройный грузин, уставшего вида, и в жизни, кажется, перепробовал все, совсем давно и помногу, и ничто уже не может взволновать его, так как не осталось неперепробованного.

– Пускай долго видят мои глаза, не верю, что вижу тебя.

– Это Наташа, Торнике, познакомьтесь.

– Очень приятно, Наташья. – Шипящие у грузин звучат бесподобно. – Это твоя девушка, Сашья? – на всякий случай осведомляется он.

Я киваю, да.

– Хей! Лучший стол в моем ресторане, почет и уважение дорогим гостям.

Вокруг нас сразу возникают, прыгают и суетятся трое: ведут к лучшему столу, отодвигают стулья, усаживают, спрашивают, не холодно ли даме, принесут плед (это необычный ресторан), а от бара уже несут запотевшую бутылку шампанского и какие-то, мной невиданные, конфеты из черного шоколада.

Вокруг еще пусто. Людей нет. Это уникальный ресторан, и то, что он существует, никому неизвестно, он нигде не числится, ни в каких списках не указан. Посетители здесь собираются к одиннадцати ночи – и до утра. Причем открыт, не закрываясь, будет столько, сколько публике угодно гулять. Кухня только грузинская, вкусная. Все, что лучшее есть в Москве и во всем Тбилиси, у Торнике на столе. Вина у него только из «Интуриста» и «России» – двух лучших винных подвалов столицы. Цены особенные, но обслуживание такое, что не приснится западным «буржуям». Музыка – у него играет великолепная группа, которая раньше играла на «Севере» гостиницы «Россия», а сейчас группу купил Торнике. (Лидер – без пятидесяти рублей петь вообще не начинает.) Торнике раньше был зам. директора «Иверии», когда мы с ним познакомились. Но он рвался уйти оттуда. И о своем закрытом ресторане мечтал давно, еще тогда. Как ему это удалось, я не представляю. (Хотя он поит и кормит всю партийную шарагу Одинцова бесплатно, и они закрывают на это глаза; у них свои специальные дни.) Публика здесь собирается только своя и самая отборная: гинекологи, стоматологи, фарца, только очень крупная (золото, валюта), гульливые актрисы, актеры, режиссеры, поющие, часто приезжает Алла Пугачева, гулять и напиваться, а потом петь со сцены про любовь и разлуку – она любит этот ресторан и обожает Торнике. В честь нее он даже получил название «Арлекин», неофициальное. А также приезжают грузинские гости и друзья Торнике, которых он бы предпочел, чтобы меньше, так как там, где горячая Грузия, там крики, деньги, скандал. Но ничего не поделаешь, и он с достоинством несет свой крест грузина.

– Хей, Сашья. – Он возникает у. нашего стола и садится.

Служат нам моментально, шампанское разливается в три бокала.

– Я сделал необходимые распоряжения, чтобы вам покормиться немножко. – Я балдею, так мне нравится его язык и как он строит предложения.

– Торнике, спасибо, мы не голодные, не нужно было.

– О чем ты говоришь? Ты сюда не спорить пришел, а отдыхать! Позволь мне делать мое дело. Хорошо! Вай, сто лет тебя не видел. Давай выпьем!

Бокалы поднимаются нашими руками.

– За твою прекрасную девушку, Наташья, кажется.

– Спасибо, Торнике, – говорит она.

– А как так легко произнесли мое имя?

– Она недалеко от твоих мест выросла, в Сочи, – вставляю я.

– Вай, что ты мне раньше не сказал!

– А что бы было? Он смеется:

– Дороже тебя гостем бы была. Но ты не переживай, все лучшее, что у меня есть в ресторане, будет на твоем столе, а потом со стола в твоем драгоценном желудке. Выпьем сначала, дорогие гости!

Она отпивает и ставит бокал на белый снег скатерти, продетый ниткой красного. У Торнике все здесь лучшее.

– Эй, полгода я ждал тебя, он же мой спаситель, Наташья, – (и тут он это говорит), – самый дарагой человек после детей и жены. Он спас меня!

– Ладно, Торнике, это не важно.

– Почему не важно, о подвигах человека человечество должно знать!

Его лучший официант, шестидесятилетний Зураб, который кочует с ним по всем местам и ресторанам, где работает Торнике, наклоняется и что-то шепчет ему на ухо. Как грузинское эхо.

– Подожди, Сашь, сейчас вернусь, на кухне распоряжения дам насчет вашего сулугуни, не знают, какой лучше.

Он встает и уходит. Она удивлена.

– Ну, что, удивил я тебя? – Я целую ее руку.

– Если честно, то да. Я не представляла, что такое может быть в Москве или существовать. А почему он так любит тебя?

– Это долгая история. Ты голодная? Она ласково смотрит на меня:

– Нет, почти нет. Только чуть-чуть хочется вина, я немного устала.

Я вообще тоже есть не собирался, так как цены здесь бешеные, а в кармане у меня рублей двадцать, не больше, я хотел просто посидеть, чтобы она послушала группу и мы выпили вина, отпраздновав ее окончание.

– Все в порядке, дорогой. Закуску я тебе даю легкую, специально. Зураб сам будет обслуживать, как самых дорогих гостей. Но он дороже, Наташь, вы не обижайтесь.

Она улыбается, глядя на меня:

– Я знаю.

И тут начинается у нашего стола столпотворение, носят четыре официанта, а старый Зураб распоряжается, что куда ставить, чтобы не мешало; приносят: капусту по-гурийски, грузинские соления, маслины, оливки, травы, зелень, белый сыр, сациви, сацибели, хачапури, лобио, – чего только не несут и ставят на наш стол.

– Торнике, что ты делаешь, кто съест столько?