Анри Мюрже - Сцены из жизни богемы

– Вы слишком торопитесь, сударь! – воскликнула она.

– Чтобы скорее добраться до цели,– отвечал Родольф.– В любви мимо первых остановок надо мчаться галопом.

«Вот чудак!» – воскликнула модистка, возвращаясь домой. «Очаровательная девушка!» – воскликнул Родольф, удаляясь.

Придя к себе в комнату, он поспешил лечь, и ему приснились чудесные сны. Ему грезилось, что на балах, в театрах, на гуляньях он появляется под руку с мадемуазель Лорой, а на ней наряды, превосходящие своим великолепием все прихотливые одеяния Ослиной Шкуры.

На другой день Родольф, по обыкновению, встал в одиннадцать, Первой его мыслью была мадемуазель Лора,

– Весьма привлекательная женщина,– шептал он.– Уверен, что она воспитывалась в Сен-Дени. Наконец-то мне выпадет счастье обладать вполне безупречной любовницей! Конечно, ради нее я пойду на жертвы: как только получу деньги в «Покрывале Ириды», куплю перчатки и приглашу Лору пообедать в каком-нибудь ресторане, где подают салфетки. Костюм у меня неважный,– рассуждал он, одеваясь,– но ничего, черное всегда элегантно.

Он вышел из дому, намереваясь отправиться в редакцию «Покрывала Ириды».

На улице ему попался омнибус, на стенке которого красовалось объявление:

«Сегодня, в воскресенье, в Версале работают большие фонтаны!»

Порази нашего героя гром – и то он не произвел бы на него такого потрясающего впечатления, как эта афиша.

– Сегодня воскресенье! Совсем забыл! – воскликнул он.– Денег мне не достать. Сегодня воскресенье! Все какие ни на есть в Париже экю сейчас находятся на пути в Версаль.

Но вдохновляемый некоей призрачной надеждой, за которую всегда цепляется человек, Родольф все же побежал в редакцию, он рассчитывал, что счастливый случай приведет туда и кассира.

Оказалось, что господин Бонифас действительно заглянул в редакцию, но тут же ушел.

Он спешил в Версаль,– пояснил конторщик.

«Значит, все кончено…– вздохнул Родольф.– Однако,– подумал он,– ведь свидание у меня только вечером. Сейчас двенадцать,– неужели же за пять часов я не раздобуду пяти франков? По франку в час, как плата за верховую лошадь в Булонском Лесу! Вперед!»

Родольф находился неподалеку от дома, где жил знакомый ему журналист, которого он называл влиятельным критиком, поэтому он решил попытать счастья у него.

– Этого-то я наверняка застану! – говорил он, поднимаясь по лестнице.– Сегодня он пишет фельетон и уж никуда не уйдет. Займу у него пять франков.

– Кого я вижу! – воскликнул журналист при появлении Родольфа.– Вот кстати! У меня к вам небольшая просьба.

«Мне везет!» – подумал редактор «Покрывала Ириды».

– Вы были вчера в «Одеоне»?

– Я всегда там бываю.

– Значит, вы видели новую пьесу?

– А кому же и видеть, как не мне? Публика «Одеона» – это я!

– И то правда,– сказал критик,– ведь вы одна из кариатид этого театра. Ходят слухи, что именно вы его субсидируете. Так вот о чем я хочу вас попросить: напишите за меня рецензию.

– Для меня это сущий пустяк. Память у меня как у кредитора.

– Во-первых, кто автор?– критик, в то время как Родольф уже строчил рецензию.

– Один человек.

– Вероятно, пьеса не бог весть как хороша.

– Турок написал бы похлеще, разумеется.

– Значит, совсем из рук вон. Кстати, молва о турецких талантах сильно раздута, турки бы не могли быть трубочистами.

– А почему?

– Да потому, что все трубочисты – овернцы, а овернцы – рассыльные. Да и вообще турки перевелись, турок теперь встретишь только на маскараде в пригороде, да еще в Елисейских полях, где они торгуют финиками. Турок – это предрассудок. У меня есть приятель, большой знаток Востока, так вот он уверяет, что все народности появились на свет на улице Кокнар.

– Остроумно! – сказал Родольф.

– Вы находите?– критик.– Так я включу это в свой фельетон.

– Вот вам рецензия. Написано крепко,– продолжал Родольф.

– Крепко, но маловато.

– Расставьте кое-где тире, добавьте несколько критических замечаний, и рецензия будет готова.

– Дорогой мой, мне некогда, к тому же, мои критические замечания займут очень мало места.

– Вставьте через каждые три слова какое-нибудь прилагательное.

– А не могли бы вы сами добавить хоть краткую, а еще лучше – подробную оценку пьесы?– критик.

– Черт возьми, конечно, у меня есть кое-какие идеи насчет трагедии, но я их уже три раза напечатал в «Касторе» и «Покрывале Ириды»,– ответил Родольф.

– Это не важно. А сколько ваши идеи занимают строк?

– Строк сорок.

– Ишь ты! У вас, дорогой мой, грандиозные идеи! Ну так одолжите мне эти сорок строк.

«Что ж,– подумал Родольф,– если я ему напишу черновик на двадцать франков, он не откажет мне в пяти».

– Должен предупредить вас,– обратился он к критику,– что идеи мои не особенно новы. Они несколько поизносились. Прежде чем их напечатать, я трепал их по всем парижским кафе, и любой официант затвердил их наизусть.

– Ну что из того! Вы меня плохо знаете. Да и вообще – есть ли что-нибудь новое на свете? Разве что добродетель.

– Получайте,– сказал Родольф, набросав заметку.

– Гром и молния! Недостает еще двух столбцов… Чем бы заполнить эту прорву? – воскликнул критик.– Раз вы уже вошли в роль, подскажите мне еще каких-нибудь два-три парадокса.

– У меня их нет при себе,– сказал Родольф,– но я с удовольствием одолжу их вам. Правда, не я их сочинил, я их купил по пятидесяти сантимов за штуку у приятелей, которые сидели без гроша. Все они мало подержанные.

– Превосходно!– обрадовался критик.

«В таком случае попрошу у него десять франков,– решил Родольф, снова берясь за перо,– в наше время парадоксы дорожают, как куропатки».

И он набросал строк тридцать всякого вздора, где упоминались и фортепьяно, и золотые рыбки, и школа здравого смысла, и рейнское вино, которое почему-то именовалось туалетной водой.

– Очень мило,– сказал критик.– Будьте другом, добавьте еще, что каторга – место, где больше чем где-либо порядочных людей.

– А зачем?

– Выйдет еще две строки. Отлично, дело в шляпе,– сказал влиятельный критик и позвал слугу, чтобы отправить фельетон в типографию.

«А теперь – в атаку!» – решил Родольф. И, нахмурившись, он изложил свою просьбу.

– Ах, дорогой мой, у меня здесь ни гроша,– ответил критик.– Лолотта разоряет меня в пух и прах, вот только что она начисто обобрала меня, чтобы съездить в Версаль и посмотреть, как нереиды и всякие чудища будут изрыгать струи воды.

– В Версаль? Боже мой, да это какая-то эпидемия! – воскликнул Родольф.

– А на что вам деньги?

– Вот в чем дело,– стал объяснять Родольф.– Сегодня, в пять часов вечера, у меня свидание с одной дамой из общества, весьма тонной, которая выезжает не иначе как в омнибусе. Я хотел бы соединить с ней свою судьбу на несколько дней и считаю нужным дать ей изведать прелестей жизни. Обеды, балы, прогулки и прочее и прочее. Мне до зарезу нужно пять франков, если я их не раздобуду, в моем лице будет опозорена вся французская литература.