Джон Пристли - Другое Место. Рассказы

«Пусть только мне представится случай, — сказал он воображаемому мистеру Крэнтону, — уж я с тобой посчитаюсь».

Едва ли можно было ждать такого случая в обозримом будущем, однако — так странно переплетаются дороги этой жизни — он представился мистеру Хебблсуэйту уже в следующий его приезд в Лондон. В первый же вечер он покинул свой маленький скромный отель в Блумсбери и вскоре оказался в роскошной и чудовищно дорогой квартире в Мейфэре. Хозяйкой этой квартиры была большая знаменитость — женщина, чье имя и лицо знала вся Англия и все восточные штаты Америки. И тем не менее едва мистер Хебблсуэйт появился на пороге, это прелестное и знаменитое создание бросилось к нему и запечатлело на его щеке крепчайший поцелуй, который он встретил совершенно спокойно.

Как бы ни влекла нас лаконичная и эффектная манера повествования, здесь нам, по-видимому, придется отступить от нее, поскольку и сам визит, и поцелуй требуют немедленного объяснения. Дело в том, что встреча с Элли Мэрсден, звездой мюзик-холла и ревю, была лишь несущественной частью этого визита. Мистер Хебблсуэйт пришел в гости вовсе не к ней, а к Элис Мэрсден, уроженке Ладденсталя и двоюродной сестре миссис Хебблсуэйт. Элис Мэрсден пошла на сцену, превратилась в Элли Мэрсден и после нескольких лет тяжелой работы и маленьких заработков внезапно пленила публику Вест-Энда теми самыми интонациями и жестами, которые прежде заставляли покатываться со смеху жителей Ладденсталя. Вскоре Элли сделала головокружительную карьеру в мюзик-холле, ревю и кино. Ее никто не назвал бы красавицей, а ее коренастую, довольно плотную фигуру идеальной, но на сцене она сверкала, как молния, была полна обаяния и юмора, а иногда трогала до слез. Ей никогда не платили меньше четырехсот фунтов в неделю, и любой театральный кассир в Лондоне и Нью-Йорке поручился бы, что она стоит всех этих денег до последнего пенни. Кстати, теперь она была уже не Элис Мэрсден из Ладденсталя и не мисс Элли Мэрсден с афиш, а миссис Ричард Хэйкрофт, супруга преуспевающего биржевого маклера и славного человека.

— Привет, Том, — воскликнула знаменитость, — наконец-то встретились. Выпить хочешь? Дик сейчас явится. Как Роза? — Это была ее двоюродная сестра, ныне миссис Хебблсуэйт.

— Она молодцом, — сказал мистер Хебблсуэйт. И все остальные тоже.

— Ну, отлично. Как бы хотелось с ними повидаться! Почему ты не привезешь их сюда, Том?

— А почему ты сама не приедешь к нам? — парировал мистер Хебблсуэйт. — Это проще. Вас только двое, да и кошелек у вас потолще.

В Ладденстале принято говорить откровенно, и великая Элли нисколько не обиделась.

— Я думала об этом, — сказала она серьезно, — так хочется снова поглядеть на старую лавку… Только когда это у меня получится? Я ведь только что вернулась из Америки — специально для нового шоу «Утки-селезни».

— Знаем, знаем, — сказал мистер Хебблсуэйт, — читали в газете. Теперь ведь нельзя развернуть газету, чтобы не наткнуться на твою фамилию. Мы уже слышать ее не можем. Я вот на днях встретил старого Джо Холмса… ты его помнишь?

— Еще бы! — воскликнула знаменитость, и лицо ее просияло. — Он однажды выставил меня из своей лавки.

— Ну, держу пари, что за дело. Ты была нахальным ребенком. Так вот, встречаю я на днях старого Джо, и он мне говорит: «Видать, в газете совсем уже нечего стало печатать, ежели они там находят место для всех этих глупостей про девчонку Джека Мэрсдена. И такое пишут — ну прямо английская королева, и все тут». Вот оно как, Элли.

Она расхохоталась.

— Непременно надо повидать старика Джо. Интересно, а если я покажу ему язык, он снова выставит меня из лавки? Знаешь, Том, мне приходится очень много работать, и спрашивают с меня будь здоров, но мне это нравится… я жизнью довольна…

— Еще бы. Если уж ты не довольна, тогда кто же?..

— Я тебе скажу: Роза. Да, я знаю, что ты мне ответишь. Но Роза получила все, чего хотела: у нее есть ты и трое славных ребятишек… и она счастлива. Я это знаю. И я рада. Но я вот что начала говорить: я, конечно, довольна жизнью, хотя и работа трудная, и ответственность, и нервотрепка, и суета… а все же я частенько думаю: хорошо бы снова стать маленькой девочкой и идти по Мур-Лейн в грязном шотландском беретике на затылке и с большой дыркой в чулке. Вот когда жилось весело! Что ни говори, а у взрослых такой жизни не бывает. Правда, может, все было бы иначе, будь у меня дети… Знаешь, когда они перед глазами…

— Да, тогда совсем другое дело, — неуверенно сказал мистер Хебблсуэйт, несколько растерявшись от этого неожиданного для Элли прилива сентиментальности.

— Но на север мне сейчас никак не вырваться, — продолжала она более оживленно. — Только вернулась, сразу начались репетиции, и без передыха. Я прямо оттуда. Час назад сказала: «На сегодня с меня хватит», — и ушла, а они еще потеют. Знаешь, Том, я устала. А ты ругаешь Ладденстальское кооперативное товарищество. Да по сравнению с моей работой это просто пикник.

— Зато и платят соответственно, — сухо сказал мистер Хебблсуэйт. — А вот и Дик! Привет!

— Привет, Том! Не выпить ли нам понемногу? А ты, Элли? — Дик Хэйкрофт налил себе и с широкой улыбкой посмотрел на жену и мистера Хебблсуэйта. — Что нового в Ладденстале, Том? Как торгуется?

— Пожалуй, лучше, чем год назад ответил мистер Хебблсуэйт, и минут пять они с Диком говорили о торговле.

— Ну, а как сегодня «Утки-селезни»? — спросил Дик у Элли. — Я сейчас видел в клубе вашего дирижера… забыл его фамилию, Эйкли, кажется… и он мне сказал, что сегодня все крякали просто замечательно.

— А я ушла с репетиции час назад… Я Тому только что говорила. Хватит с меня на один день!

— Ну и правильно сделала.

— И Виктор у меня в печенках сидит, — продолжала Элли. — Задавака несчастный! Решил, что я буду послушна, как овечка, а почему? Да потому, что я понимаю, как все это трудно, и тоже выкладываюсь, и не строю из себя «звезду с характером». Дела у него идут отлично, но он уж так раздулся от важности, что скоро придется расширять Шафтсбери-Авеню, а то застрянет.

— А кто он такой, этот Виктор? — поинтересовался мистер Хебблсуэйт. Его знакомство с театральным миром ограничивалось одной Элли.

— Вот это здорово, Элли! — воскликнул Дик. — Надо будет рассказать Виктору, пусть посмеется. Кто он такой? Ха-ха-ха!

— Спорим, что он сегодня к нам явится, сказала Элли, состроив гримаску, так хорошо знакомую тысячам зрителей. — «Только на две минуты, дорогая, только на две-е-е минуты. Самый занятой человек в Лондоне, дорогая».

— Виктор как живой! — И Дик зааплодировал.

— «Убегаю через две-е-е минуты. С июля некогда было присесть, дорогая. Великий Виктор Крэнтон».

— Его зовут Виктор Крэнтон? — вскричал мистер Хебблсуэйт.