Фрэнк Маккорт - Прах Энджелы. Воспоминания

Не знаю. Не сказал. Просто убежал.

Не говоря ни слова?

Может, и сказал – я не слышал.

Вы с ним вместе работаете?

Да. Он передал мне свой велосипед.

Какой велосипед?

Этот, теперь я буду посыльный.

А он был посыльным?

Да.

А мне он говорил, что работает в «Изонс» служащим, в конторе сидит.

Я чувствую, что попал в переплет. Не хочу выставлять Джерри Хэлви лгуном, чтоб ему не пришлось потом объясняться с хорошенькой Роуз. Понимаешь, мы по очереди ездим на велосипеде. Час в конторе, час на велосипеде. Начальство считает, что нам полезно бывать на свежем воздухе.

Ну, тогда я зайду домой, поставлю чемодан, и пойду к нему. Я-то надеялась, он его донесет.

Хочешь, поставим чемодан в корзинку на велосипед, и я провожу тебя до дома.

Мы идем пешком до Кэрис Роуд, где Роуз живет, и она говорит мне, что ей не терпится увидеться с Джерри. Она накопила в Англии денег и теперь хочет, чтобы они опять были вместе и поженились, пусть ему только девятнадцать, а ей всего семнадцать. Какая разница, если люди любят друг друга. Я в Англии жила как монахиня и во сне каждую ночь его видела. Большое тебе спасибо, что довез чемодан.

Я разворачиваю велосипед - мне пора возвращаться в «Изонс». Вдруг у меня за спиной возникает Джерри - лицо красное, храпит как бык. К моей девушке клеился? Ах ты, гаденыш - клеился, да? Если только узнаю, что ты приставал к моей девушке - убью.

Не приставал я к ней. Чемодан донес - тяжелый был.

Еще хоть раз посмотришь в ее сторону - и все, ты труп.

Вот еще, Джерри. Не хочу я смотреть на нее.

Да ну? Она что, уродина?

Нет, нет, Джерри, она твоя, и любит тебя.

А ты почем знаешь?

Она сама мне сказала.

Сама сказала?

Сама, честное слово.

Господи.

Он барабанит в дверь: Роуз, Роуз, ты дома? И она выходит: конечно, я дома, - а я уезжаю на служебном велосипеде с табличкой «Изонс» на корзинке и думаю, как же так - теперь они целуются, а на вокзале он про нее наговорил столько гадостей, и Питер утром в конторе – как он мог беззастенчиво врать мистеру Маккэфри про меня и мои глаза, когда на самом деле все это время они с Имоном глазели на девушек в белье и рукоблудили в туалете.

Я возвращаюсь, а мистер Маккэфри мечется по конторе. Где ты был? Господи, Боже мой, неужели от вокзала целый день пути? У нас тут срочное дело, и Хэлви запрячь не мешало бы, но у него этот чертов отпуск, прости меня Господи что выражаюсь - а тебе надо объехать все точки, да побыстрей – хорошо, что ты был почтальоном и знаешь в Лимерике каждый дюйм; поезжай во все чертовы магазин, куда мы привозили газеты, заходи туда и хватай «Джон О’Ландон Уикли» - все номера, какие увидишь - выдирай страницу шестнадцать, и если кто будет возмущаться, говори, что на это есть указания властей, и пусть в государственные дела не вмешиваются; а тех, кто хоть пальцем тебя тронет, арестуют, посадят в тюрьму и оштрафуют на крупную сумму. Ну же, Бога ради, ступай и все страницы шестнадцать, какие найдешь, неси сюда - мы сожжем их в камине.

Магазины все подряд обойти, мистер Маккэфри?

Я сам пройдусь по крупным, а ты по киоскам на пути в Баллинакурру и дальше по Эннис Роуд. О Боже. Ну же, вперед.

Я сажусь на велосипед, а по лестнице за мной бежит Имон.

Эй, Маккорт, подожди. Слушай. Ты, когда вернешься, все листы ему не отдавай.

Почему?

Мы продадим их потом, Питер и я.

Почему?

Там реклама противозачаточных средств, а в Ирландии это запрещено.

А что такое «противозачаточные средства»?

О, Боже, неужели не знаешь? Презервативы, ну, резинки, и все такое – чтобы девчонки не залетали.

«Не залетали»?

Не беременели. Тебе уже шестнадцать, а ты такой лопух. Давай скорей, за страничками, пока «Джон О'Ландон Уикли» не смели с прилавков.

Только я собираюсь отчалить, по лестнице за мной бежит мистер Маккэфри. Постой, Маккорт, мы поедем на фургоне. Имон, и ты с нами.

А Питер?

Ну его. Пусть остается. Он все равно журнал какой-нибудь схватит и засядет в туалете.

В фургоне мистер Маккэфри бормочет себе под нос: ну дела черт возьми, хорошо им тихим субботним вечером звонить из Дублина и отправлять нас мотаться по Лимерику, листы рвать из английского журнала - да кабы не они, сидел бы я сейчас дома с чашечкой чая, булочки ел, читал «Айриш Пресс», закинув ноги на ящик под образом Пресвятого Сердца, ан нет тебе - на тебе, хороши дела, черт подери.

Мистер Маккэфри кидается один за другим во все магазины, а мы за ним. Он хватает журналы, выдает нам по пачке и велит вырывать страницы. Что вы делаете? - орут на него продавцы. Господи Иисусе, Мария и святой блаженный Иосиф, вы совсем что ли с ума посходили? Положите журналы на место, или я полицию позову.

Указания властей, мэм, говорит мистер Маккэфри. В «Джон О’Ландон» на этой неделе напечатана мерзость, которую глазам ирландцев видеть не положено, и мы исполняем Божье дело.

Мерзость? Какая мерзость? Сперва покажите мне мерзость, а потом уж уродуйте журналы. Я вам за эти журналы не заплачу, так и знайте.

Наша компания «Изонс», мэм, готова пойти на это. Лучше мы понесем крупные убытки, чем допустим, чтобы жителей Лимерика и Ирландии совращала всякая мерзость.

Какая мерзость?

Разглашать не могу. За мной, ребята.

Мы кидаем страницы на пол фургона, и пока мистер Маккэфри спорит с одним из продавцов, пихаем несколько листов себе под рубашки. В фургоне есть старые журналы, и мы рвем их и разбрасываем – пусть мистер Маккэфри думает, что это сплошные страницы шестнадцать из «Джон О’Ландон».

Мистер Хатчинсон, закупивший самую большую партию, велит мистеру Маккэфри убираться из магазина ко всем чертям, иначе мозги ему вышибет, лапы прочь от журналов - но мистер Маккэфри слушает, да рвет листы, и мистер Хатчинсон выставляет его на улицу, а мистер Маккэфри возмущается: у нас католическая страна, и если Хатчинсон протестант, это еще не дает ему права распространять мерзость в самом святом городе Ирландии. Фу ты, ну ты, говорит мистер Хатчинсон, идите вы в задницу, и мистер Маккэфри говорит: видите, ребята? Видите, до чего можно докатиться, если отпасть от Истинной Церкви?

В некоторых магазинах все экземпляры «Джон О’Ландон» уже проданы, и мистер Маккэфри говорит: о, Матерь Божья, что же делать-то? Кому они проданы?

Он требует, чтобы ему сообщили имена и адреса покупателей, которым грозит опасность потерять свои бессмертные души из-за статей о противозачаточных средствах. Он пойдет к ним домой и выдерет эту мерзкую страницу, но продавцы говорят: уже вечер субботы, мистер Маккэфри, темнеет, так что катились бы вы подобру-поздорову.

На обратном пути в кузове фургона Имон шепчет мне: у меня двадцать одна страница, а у тебя? Я говорю: четырнадцать – хотя у меня больше сорока, но я не ему признаюсь - не стоит все рассказывать тому, кто на тебя наговаривает. Мистер Маккэфри велит нам принести из фургона странички. Мы подбираем с пола все листы, а он садится за стол в дальнем углу конторы, счастливый, звонит в Дублин, сообщает, что пронесся по магазинам как вестник возмездия Божия и спас Лимерик от ужасов противозачаточных средств, и смотрит, как огонь пляшет по страницам, ничего общего не имеющим с «Джон О’Ландон Уикли».