Мэв Бинчи - Лилобус

Нэнси кипела от возмущения. Мэйред, какая-то продавщица цветочного магазина, смеет ей объяснять, как ведут себя взрослые люди. Мэйред, у которой ни одной высшей отметки в аттестате зрелости, велит Нэнси убираться из квартиры. Из ее квартиры. Которую, впрочем, Мэйред и нашла - только потом мисс Кейзи, мамина подруга, предложила Нэнси заселиться во вторую комнату и разделить на двоих арендную плату. Но что взбрело Мэйред в голову – и главное, почему? И кого это Мэйред собралась подселить вместо нее?

Самое ужасное, что у Мэйред никого не было на примете, и ее это не заботило - она сказала, что ей просто хочется перемен. Тогда Нэнси выключила мерцающий экран телевизора и приготовилась выслушать задушевное, чистосердечное признание Мэйред в том, что ее посетила какая-то неземная любовь. Но нет. Мэйред сосредоточенно посмотрела на календарь. Скажем, через месяц, в середине октября? Наверняка за это время что-то найдется.

- Но с кем я сниму квартиру? – простонала Нэнси.

Мэйред пожала плечами. Это ее не волнует, можно снять однокомнатную. Нэнси почти не готовит, не устраивает вечеринок, так что однокомнатная – вполне подходящий вариант. Но придется платить безумные деньги! Мэйред опять пожала плечами, будто это ее не касается.

На следующее утро на кухне Нэнси пила чай – завтрак она никогда не готовила: зачем утруждать себя, если в больнице все равно покормят, и вообще, какой смысл работать секретаршей у всех этих врачей, если нельзя бесплатно поесть в столовой, или, скажем, набрать леденцов без сахара? Мэйред влетела в кухню – она, как всегда, торопилась, - и Нэнси спросила, прощена ли она.

- Прощена, Нэнси? За что? Господи, за что же?

- Должно быть, я как-то провиниась, если ты просишь съехать с нашей квартиры.

- Квартира моя, и давай прекратим этот цирк. Нэнси, я тебе не жена. Ты подселилась, чтобы разделить со мной арендную плату – чтоб ты платила половину, и я половину - но теперь говорю: спасибо, мне больше это не нужно. Так? Вот и все, и нечего тут обсуждать. – Она поглощала хлопья с молоком, одновременно пытаясь натянуть ботинки. Мэйред от этих ботинок была без ума, а Нэнси они приводили в ужас: какая-то жалкая обувь стоила столько, сколько она получала за неделю.

А что я скажу в Ратдуне? – серьезно спросила Нэнси.

Мэйред изумилась.

- На тему?

- На тему того, почему мы поссорились.

- Да кому какое дело? Кто вообще знает, что мы живем вместе?

- Все: твоя мама, моя мама, твоя тетя миссис Кейзи – все знают.

- Ну и зачем им что-то говорить? – Мэйред искренне недоумевала.

- А твоя мама что подумает? Что я ей скажу?

И вдруг Мэйред вскипела. Нэнси не могла даже вспомнить об этом без дрожи.

- Моя мама – нормальный человек, такой же, как и все матери, как и твоя мать. Она ничего не думает. Ей только надо знать, что я не беременна, не колюсь и все еще хожу на мессу. Помилуйте, вот эти три пункта – единственное, что волнует любую мать. В Индии, в России - где угодно… ну, может, у них там не месса, а что-то другое. И всяких там матерей не волнует, с кем их дочери снимают квартиру, уживаются ли они, или доводят друг друга до ручки, как в нашем случае. Их волнует только самое главное.

- Мы не доводим друг друга до ручки, - тихо сказала Нэнси.

- Я хотела сказать, «раздражают друг друга». Какая разница? Зачем морочить себе голову, объяснять, рассказывать, докладывать? Это всем совершенно до лампочки.

- Я тебя раздражаю?

- Раздражаешь.

- Почему?

- Нэнси, я тебя умоляю, – обиженно произнесла Мэйред. – Ведь мы вчера договорились, что будем вести себя как взрослые люди, обойдемся без глупых ссор и выяснения отношений. Договорились. И вот ты опять начинаешь. Само собой, люди друг друга раздражают. И я, наверное, довожу тебя до ручки. Ну все, мне пора.

День сложился крайне неудачно: Нэнси выяснила, какова арендная плата за однокомнатные квартиры и отдельные комнаты, и оказалось, что цены заоблачные. Конечно, чем дальше от центра, тем дешевле, но ей хотелось поселиться в том районе, откуда можно добираться до больницы на велосипеде. Не хватало еще выкладывать свои кровные за проездной на автобус. Она все думала о том, что сказала Мэйред. Уму непостижимо, почему она ее раздражает. Нэнси не курит, не водит шумных компаний – не то что Мэйред, ее гости приносят каждый по бутылке вина, и потом еще идут в ресторан за курицей и жареной картошкой. Она не включает громко музыку – у нее вообще нет пластинок. И старается изо всех сил быть полезной. Часто вырезает из газет купоны со специальными предложениями и собирает ваучеры на еду или моющие средства. Она подала Мэйред идею ездить в Ратдун, потому что так выходит дешевле – на выходных в Дублине можно спустить целое состояние, а дома живешь бесплатно. И почему она ее раздражает?

Сегодня утром она снова спросила, окончательно ли Мэйред приняла решение, и та беззвучно кивнула. Нэнси предложила обдумать все еще раз на выходных, но та спокойным, тихим голосом (не то, что утром накануне) ответила, что думать нечего, и она надеется, что Нэнси проявит понимание и начнет подыскивать жилье, не откладывая дела в долгий ящик.

От шума голосов она подняла голову. Появилась Ди Берк – на шее у нее красовался шарф колледжа, который она закончила еще два года назад. Она сама закинула на крышу свою большую сумку. Том засмеялся:

- Смотри, станешь чемпионкой по метанию диска.

- Пусть все знают, что мы женщины независимые – так вот. Да там и вещей почти нет, только пара трусов и учебники, я их как будто читаю.

Нэнси не поверила своим ушам: Ди, дочь доктора Берка из большого, увитого плющом дома – и так запросто беседует о трусах с Томом Фицджеральдом. И даже грубым это не показалось. Впрочем, Ди живет только по своим правилам, и она была такая всегда. Можно подумать, что у такой девушки, как она, должна быть своя машина - но Ди говорит, что при зарплате помощника нотариуса денег на машину не скопишь. И все-таки, по мнению Нэнси, автобус был ниже достоинства кого-то из Берков. В Ратдуне у них такое положение - наверное, им странно, что их дочь ездит с кем попало. Но Ди, похоже, это не заботило. Она по-дружески относилась ко всем: к подозрительному типу, Кеву Кеннеди, завидев которого на улице, Нэнси тут же перешла бы на другую сторону; к зануде Мики Бернсу, который всех замучил скабрезными шуточками. Ди была особенно внимательна к Нэнси; она зашла в салон, села рядом с ней, и, как это часто бывало, принялась расспрашивать ее о работе.

Удивительно, как Ди удавалось держать в уме имена всех врачей, секретарем которых работала Нэнси, и помнить, что один – окулист, другой – хирург-ортопед, а третий – ухогорлонос, что их зовут мистер Барри, мистер Уайт и мистер Чарльз. Даже мама Нэнси не могла всех запомнить, а что до Мэйред - та забывала, как зовут ее собственных начальников, не то что Нэнсиных.