Конрад Эйкен - Два викинга

Мы подняли глаза на лакированное дерево «Круга». Солнце поблескивало на гладких коричневых профилях. Юноша потрогал трос расчалки — сооружение и в самом деле напоминало яхту или даже скрипку.

— Нэш сделал несколько великолепных снимков вашего «Круга».

— В самом деле?

— И вас с женой тоже.

— Я обязательно хочу на них посмотреть. Он ведь настоящий художник, правда?

— Прекрасный фотограф. Один из лучших.

С минуту мы молча курили, а потом, к немалому моему удивлению, он спросил:

— Вам нравится моя жена?

— Ваша жена? Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду её выступления.

— Конечно, нравится — она восхитительна.

— Вы находите?

Он посмотрел на меня, нахмурясь и чуть озадаченно. Я не совсем понял, к чему он клонит, и повторил:

— Разумеется, мы все ей потрясены. Она необыкновенно красива.

— Да, да… Простите, можно я одолжу у вас ещё сигаретку?..

Я передал ему пачку, он закурил одну не с того конца, потом снова нахмурился и продолжил:

— Видите, в этом и вся сложность…

— Какая сложность?

— Понимаете, в аттракционах не всё так просто, как кажется на первый взгляд. Конечно, она хороша, я это знаю…

— Она просто великолепна!

— Она хороша, но этого одного мало. Нужно думать о воздействии на зрителя.

— Простите, я не совсем понимаю.

Он испытующе посмотрел на меня, как будто взвешивая в свете того, что собирался произнести, и взгляд был беспокойным и жалостным.

— Ну, возьмите себя или мистера Нэша…

— Допустим?

— Вы приходите к нам на представление и, конечно, вам нравится моя жена, так и должно быть. А теперь возникает вот это самое балаганное дело, в котором должны быть «звёзды». Понимаете, что я хочу сказать? Всегда обязательно должна быть звезда. И ей может быть только один из выступающих, иначе высшей точки не достичь.

— Согласен.

— Значит, вы поняли. — От моего согласия ему стало заметно легче: он улыбнулся и заговорил чуть доверительней. — Должна быть высшая точка. Люди идут на представление, чтобы до чего‑то возвыситься. А деточка не хочет этого понять.

— Не хочет понять?

— Не хочет. В этом и загвоздка. Не можем мы оба выполнять умопомрачительные трюки. И я говорю, зрители предпочитают, чтобы их делал мужчина, а не женщина. Вы согласны?

— Да, вы, пожалуй, правы.

— Конечно, я прав, но она этого не понимает, не хочет понять!

Он покачал головой, недоумённо глядя на свою покачивающуюся ногу и на траву, в которой догорал окурок, и ещё раз повторил:

— Она просто не хочет этого понимать. Имейте в виду, я совершенно уверен, что она в состоянии выполнить какие‑то из этих трюков — характера у неё хватит, это все видят, но не в том дело. А, кроме того, больше риска. Ни одна женщина с мужчиной не сравнится: могут сдать нервы, может ошибиться, а в нашем деле нельзя допустить ни одной ошибки. Она от меня не отстаёт ни днем, ни ночью: хочет попробовать то одно, то другое, попробовать раз, попробовать два раза. Вы знаете женщин: уступишь — пропадёшь…

Он быстро взглянул на меня и отвёл глаза. Мне стало его жаль.

— Да, — сказал я не очень уверено, — думаю, вы правы. Ваши выступления выше всяких похвал, и она своей красотой придает им последний штрих. Но я на вашем месте ни в коем случае не позволил бы ей делать ничего больше! Я бы ни за что не позволил!

— Вы так считаете?

— Да, я так считаю.

— Кто бы её уговорил… Но если ей что‑то взбрело в голову!..

Он рассмеялся искренне, заразительно, как мальчишка, будто был уверен в непреодолимости прекрасного упрямства своей жены. Потом он соскочил с платформы, и я увидел, что к нам движется его помощник, механик.

— Ну, — сказал я, — надеюсь, вы ещё как‑нибудь к нам зайдёте!

— Непременно. И, пожалуйста, передайте мистеру Нэшу, что я хочу взглянуть на эти фотографии.

— Обязательно передам.

Он ушёл с быстрым и нервным взмахом руки, а я направился к ступенькам, которые поднимались в город.

— Простите, — услышал я вслед, — мне надо было кому‑то высказаться.

Я помахал ему, и он помахал в ответ: это было последнее наше приветствие, но увидеть его мне ещё случилось… Было это через год.

III.

Да, через год, почти день в день. К этому времени мы, кажется, уже забыли — в самом деле, забыли? — о нём и о девушке, которая разбилась в Фолкстоне, демонстрируя в «новом представлении» — как газеты называли «Круг смерти» — езду с повязкой на глазах. Мы прочли об этом через несколько дней после их отъезда, и были страшно потрясены и опечалены. Юноша тогда написал Полю и попросил прислать несколько фотографий. Поль отправил их…

Но через год к нам вернулась та же ярмарка, а с ней — к огромному нашему удивлению — и «Круг смерти». Сперва мы подумали, что это, возможно, другой аттракцион, потому что выглядел он не совсем исправным и был сильно потрёпан, как если бы за ним перестали следить. Наши сомнения рассеялись, когда мы подошли ближе.

Там, на выцветшей плюшевой платформе стоял юноша, но и сам он тоже как‑то выцвел и потускнел. Он казался похудевшим и измождённым, красота пропала. Рядом с ним стояла другая девушка, смуглая, со скучным лицом и скучными глазами. Те же трюки с ездой, но уже без серебряных крылышек. Юноша курил сигарету, и когда заметил нас, виновато отвел глаза. Был какой‑то миг нерешительного узнавания, но потом он гордо поднял подбородок, отвернул голову и холодно и яростно выбросил нас из своей жизни.

С болью я понял, что он был прав.