Натаниель Готорн - Чертог фантазии. Новеллы

— Он самый, — подтвердил Знаток. — А может, вы заодно угадаете имя того знаменитого скакуна, что стоит рядом с ним?

Возле прославленного Буцефала стоял сущий конский скелет: тощие ребра белели из-под неухоженной шкуры. Но если бы сердце мое тут же не прониклось жалостью к несчастной животине, то не стоило бы и продолжать осмотр музея. Собранные диковинки свозились со всех четырех сторон света, старательно и неутомимо разыскивались по глубинам морским, по древним дворцам и гробницам не для тех, кто не узнал бы этого несравненного коня.

— Это Россинант! — восторженно провозгласил я.

Так оно и оказалось! Восхищение благородным и доблестным конем отчасти ослабило мой интерес к остальным животным, а между тем многие из них достойны были бы внимания самого Кювье. Был тут осел, которого немилосердно вздул Питер Белл [2] Питер Белл — гончар, герой носящей его имя стихотворной сказки английского поэта У. Водсворта (1770–1850). , а также ослица, претерпевшая таковое же обхождение от библейского пророка Валаама. Впрочем, насчет подлинности второго чучела имелись некоторые сомнения. Мой провожатый указал на почтенного Аргуса, верного пса Одиссея, и на другого зверя (судя по шкуре, тоже собачьей породы), худо сохранившегося и некогда вроде бы трехголового. Это был Цербер. Меня весьма позабавило, когда в укромном углу обнаружилась лиса, прославившаяся потерей хвоста. Были там и кошачьи чучела, которые меня, обожателя этого домашнего зверька, особенно умилили. Чего стоил один кот доктора Джонсона [3] Сэмюэль Джонсон (1709–1784) — английский писатель, критик, издатель, составитель первого толкового «Словаря английского языка». Ходж [4] Ходж — уменьшительное от Роджер. ; возле него пребывали возлюбленные коты Магомета, Грея [5] Томас Грей (1716–1771) — английский поэт, провозвестник романтизма. и Вальтера Скотта, а рядом с ними — Кот в Сапогах и чрезвычайно величавая кошка, которая была божеством древнего Египта. Дальше стоял ручной медведь Байрона. Еще там, помнится, был Эриманфский вепрь [6] Поимка Эрифманского вепря была четвертым подвигом Геракла , шкура дракона святого Георгия и кожа змея Пифона [7] Пифон — чудовищный «змей глубин», убитый Аполлоном. , а возле — другая кожа, прельстительно-переливчатая, предположительно облекавшая искусителя Евы, который был «хитрее всех зверей полевых» [8] Быт.3:1. . На стене красовались рога оленя, подстреленного Шекспиром, а на полу лежал массивный панцирь черепахи, упавшей на голову Эсхилу. В одном ряду, донельзя жизнеподобные,' стояли священный бык Апис, бодливая корова со сломанным рогом и оголтелого вида телка — как я понял, та самая, что перепрыгнула через луну [9] Прыгающая через луну корова — персонаж известного английского детского стишка. . Верно, она расшиблась, падая с небес. Я отвел от них взгляд и увидел неописуемое страшилище, которое оказалось грифоном [10] Грифоны — в греческой мифологии «псы Зевса», чудовищные птицы с орлиным клювом и телом льва. .

— Что-то я не вижу, — заметил я, — шкуры животного, которое заслуживает самого пристального внимания натуралиста, — крылатого коня Пегаса.

— А он покуда жив, — объяснил Знаток, — но его так заездили нынешние юные джентльмены, коим несть числа, что я надеюсь скоро заполучить его шкуру и остов в свое собранье.

И мы перешли в другую музейную нишу, с множеством чучел птиц. Они были отлично размещены — одни сидели на ветках деревьев, другие на гнездах, третьи же были так искусно подвешены на проволоке, будто бы парили в воздухе, и среди них белый голубь с увядшей масличной веткой в клюве.

— Уж не тот ли это голубь, — спросил я, — который принес весть мира и надежды измученным бедствиями невольникам ковчега?

— Тот самый, — подтвердил мой спутник.

— А этот ворон, должно быть, — продолжал я, — из тех, что кормили пророка Илию в пустыне.

— Этот ворон? Нет, — сказал Знаток, — это нестарая птица. Его хозяином был некто Барнаби Радж [11] Барнаби Радж — персонаж носящего его имя романа Диккенса, хозяин ворона по кличке Хват. , и многим казалось, что это траурное оперенье скрывает самого дьявола. Но бедный Хват в последний раз вытянул жребий, и притом смертный. А под видом вот этого ворона, едва ли менее примечательного, душа короля Георга Первого навещала его возлюбленную, герцогиню Кендалл.

Затем провожатый указал мне сову Минервы и стервятника, терзавшего печень Прометея; потом — священного египетского ибиса и одну из стимфалид, которых Геракл подстрелил, совершая свой шестой подвиг. На том же насесте пребывали жаворонок Шелли, дикая утка Брайанта [12] Уильям Каллен Брайант (1794–1878) — американский поэт. и голубок с колокольни Старой Южной Церкви (чучельник Н. П. Уиллис [13] Натаниель Паркер Уиллис — американский поэт и публицист, собиратель преданий американского Юга, друг Э. По. ). Не без содроганья увидел я Кольриджева альбатроса, пронзенного стрелой Старого Морехода [14] Герой поэмы С. Т. Кольриджа (1772–1834) «Сказание о Старом Мореходе». . Рядом с этим крылатым отродьем сумрачной поэзии восседал серый гусь совершенно обычного вида.

— Чучело гуся не такая уж редкость, — заметил я. — Зачем вам в музее такой экспонат?

— Этот гусь из тех, гоготанье которых спасло римский Капитолий, — пояснил Знаток. — Бесчисленные гуси галдели и шипели до них и после них, но лишь эти догалделись до бессмертия.

В этом отделении музея больше не было ничего достопримечательного, если не считать попугая Робинзона Крузо, подлинного феникса, безногой райской птицы и великолепного павлина, предположительно того самого, в которого однажды вселялась душа Пифагора. Так что я перешел к следующей нише, стеллажи которой содержали набор самых разных диковинок, какими обычно изобилуют подобные заведения. Первым делом мое внимание среди прочего привлек какой-то необыкновенный колпак — похоже, не шерстяной, не коленкоровый и не полотняный.

— Это колпак чародея? — спросил я.

— Нет, — отвечал Знаток, — это всего лишь асбестовый головной убор доктора Франклина. Но вот этот, может статься, вам больше понравится. Это волшебная шапка Фортунатуса [15] Фортунатус — герой средневековой легенды, обладатель злополучной волшебной шапки, персонаж ряда произведений европейской литературы XVI–XIX веков. . Может, примерите?

— Ни за что, — отвечал я, отстраняя ее. — Дни безудержных вожделений у меня давно позади. Я не желаю ничего, помимо заурядных даров Провиденья.

— Так, стало быть, — отозвался Знаток, — у вас не будет искушения потереть эту лампу?

С такими словами он снял с полки старинную медную лампу, некогда изукрашенную прелюбопытной резьбой, но позеленевшую настолько, что ярь почти съела узор.