Джордж Мередит - Эгоист

— Ах, никак, — сказала Клара со вздохом — не то чтобы наигранным, но и не совсем невольным. Так бывает с человеком, когда он искренне входит в избранную им роль.

Все эти нюансы не ускользнули от внимания миссис Маунтстюарт. Итак, сердце у девушки свободно, а она почему-то сопровождает такое признание вздохом! Если Клара и в самом деле не любит своего жениха и вместе с тем находит нужным так тяжко вздыхать по этому поводу, значит, тут что-то неладно и мы имеем дело с притворством, а притворство, как известно, — мантия, в которую облачается тайна. Девушки не вздыхают так от жалости к человеку, которому не принадлежит их сердце, а если уж вздыхают, то лишь оттого, что их мучит сознание или опасение, что оно принадлежит другому. Как правило, у них нет жалости — с таким же успехом можно ожидать, чтобы солдат в пылу сражения оплакивал убитого им противника. И если девица выказывает подобную жалость, когда никто ее об этом не просит, надо полагать, что это неспроста: под маской пристойной скорби о несчастном она скрывает жалость к самой себе.

Мысли эти, равно как и лежавшее в их основе подозрение, хоть и не были далеки от истины, не отличались тонкостью, а главное — били мимо цели. Даже те, кто считает проницательность своим призванием, вынуждены долго выстукивать молоточком темные недра чужой души, прежде чем нащупают булавочную головку истины, и этот процесс, именуемый удачной догадкой, все равно не доставляет нам истины в чистом виде — к ней всегда пристают чуждые наслоения. А все, что больше истины, тем самым меньше ее. В чистом виде истина достается либо тому, кто верит в нее непреложно, либо тому, кто готов терпеливо выжидать, чтобы она раскрылась сама.

«Другой!» — решила наша умудренная жизнью дама. А между тем другого не было; было лишь зарождающееся чувство, вернее, для такого чувства готовилось место, но светильник еще не был зажжен.

— И вы решительно утверждаете, что не жаждете занять положение первой дамы в графстве?

— Решительно утверждаю.

— Дитя мое, я вам поверю при одном условии. Ну-ка, взгляните на меня. Вот у вас какие глаза! Если вы рождены для каверз, то лучшего оснащения и не нужно. Впрочем, я не понимаю, почему бы вам, завоевав приз, не успокоиться на этом и не вступить во владение им? Положение леди Паттерн, первой дамы в графстве, даст вам неограниченный простор… ведь вы поведете за собой все общество и можете делать, что только не взбредет в вашу взбалмошную головку. Уилоби дурно вел себя вчера, не спорю, но с этакой красотой, — и миссис Маунтстюарт нежно коснулась Клариной щеки, — с этакой красотой можно укротить любого монстра. А наш Уилоби так же легко управляем, как хорош собою. У вас красота такого рода, которую французы называют… Впрочем, нет, у вас красота королевы эльфов: они так и вьются вкруг вас. Улыбнетесь — и они начинают плясать, затоскуете — повесят голову. Нет, нет, в вас нет ничего инфернального — или, во всяком случае, пока нет. И, послушайте, милая Мидлтон, таким человеком, как он, можно ведь и в самом деле гордиться! Отправьте его в парламент, пусть себе там изливает свою желчь! На мой взгляд, у него великолепные манеры — чуть скованные, вы скажете? Возможно. До вчерашнего вечера, впрочем, я этого не замечала. Не понимаю, что с ним сделалось? Он обычно величав, как венценосец! Словом, образцовый английский джентльмен. Уж не обидели ли вы его чем?

— Да, мне пришлось его обидеть — такова моя печальная участь, — сказала Клара.

— И напрасно, дитя мое, ибо все равно вам придется сделаться его женой.

Клара выпрямилась, потом сжалась вся и слегка откинула голову назад.

— Подумайте, какой бы это был скандал! — воскликнула миссис Маунтстюарт. — Не захотите же вы последовать примеру девицы Дарэм? Я не знаю, чем было вызвано ее поведение — то ли ревностью, то ли еще чем. Вы же, по-видимому, успели зайти так далеко и в такой поразительно короткий срок, что, право, страшно подумать, где вы намерены остановиться. На вашем лице непритворное отвращение!

— Боюсь, что так оно и есть. Я ничего не могу с собой поделать. Нет, дорогая миссис Маунтстюарт, ничего я не совершу недостойного и бесчестного — это я вам обещаю. А вас я хотела бы молить о помощи. У меня много недостатков, я знаю. Я ужасно нетерпелива. Я не могу быть хорошей женой. Чувства, которые я испытываю, открыли мне глаза на скверные стороны моего характера.

— Богатство, красота, аристократизм, влияние, отменное здоровье, прекрасные угодья, — сварливым голосом перечисляла миссис Маунтстюарт все эти столь соблазнительные для женского сердца качества, которыми сэр Уилоби был так щедро одарен. — И вы хотите, чтобы я приняла ваши слова всерьез?

— Я прошу вас помочь мне.

— Чем?

— Убедите его освободить меня от слова. Заставьте его понять, что все остальное — бессмысленно.

— Лишь при одном условии, моя дорогая Мидлтон, соглашусь я вам поверить. Все эти разговоры о том, что у вас якобы нет сердца, разумеется, вздор. Такой перемене, если верить, что она и в самом деле произошла, вы обязаны именно сердцу, а не отсутствию его. Неужели вы сами этого не понимаете? Но если вы хотите, чтобы я была вам другом, не притворяйтесь дурочкой. Достаточно плохо быть дурочкой, а уж притворяться ею — совсем не годится. Вы должны быть со мной откровенны до конца и отвечать на мои вопросы, не увиливая. Итак, вы сюда прибыли с намерением выйти замуж за Уилоби?

— Да.

— А затем, уже после того, как приехали, постепенно и вдруг обнаружили, что выходить за него не намерены.

— Ах, сударыня! Да, это так.

— А теперь перейдем к главному. И на этот раз, прекраснейшая моя Мидлтон, вы не отделаетесь пылающими щечками. Даже змей-соблазнитель и тот может при случае краснеть, как девушка. Вы должны объяснить мне, как все это получилось. Даю вам на это шесть слов, не больше. И без всяких «сударыней» и «ах, миссис Маунтстюарт!». Итак — чем объясняется перемена в ваших чувствах?

— Я приехала… когда я приехала, у меня уже были некоторые колебания. Право же, я не выдумываю. Я обнаружила, что не испытываю к нему тех чувств, каких он, вероятно, заслуживает. Я переменилась… я сама была поражена, я не перестаю удивляться и сейчас. Ну, совсем, совсем переменилась! Так что думать о том, чтобы быть его женой, для меня все равно что…

— Только без сравнений… — перебила ее миссис Маунтстюарт. — А то, если оно окажется удачным, оно так и застрянет в вашей памяти навсегда. И позвольте вас заверить, что вы, мало того что превысили количество отпущенных вам слов, еще и лукавите со мной.

— Я готова поклясться, что нет!

— И окажетесь клятвопреступницей.

— А вы мне поможете?

— Если вы расскажете мне все начистоту, может, и попытаюсь.