Джордж Мередит - Эгоист

— Рома? — воскликнула леди Буш.

— Да, да, миледи, рома, этого благородного напитка, стодь излюбленного теми, кто состоит на службе в королевском флоте. Если позволите, я расскажу вам одну историю в подтверждение моих слов. У моего приятеля была невеста. А у невесты был дядюшка, этакий морской волк, капитан старой закалки, школы адмирала Бенбоу {58} 58 Бенбоу Джон (1653–1702) — британский адмирал, прославившийся своим героизмом: он оставался на капитанском мостике и продолжал командовать боем даже после того, как ему оторвало ногу вражеским снарядом. — деревянная нога, косица, все честь честью. Насквозь просоленный моряк. Глядя на него, казалось, что его минуту назад повергла к вашим стопам последняя волна прибоя. А уж юмор такой, какой только и встречается среди истинных сынов Нептуна. Ну вот открывает невеста пакет со свадебным подарком от дядюшки и видит две бутылки ямайского рома — самого старого, какой можно достать на Британских островах, старше самого дядюшки и дядюшкина отца в придачу. Умоляю вас, миледи, поверить в эту фантастическую историю, ибо вся прелесть ее в том, что в ней нет ни слова вымысла. Бутылки были связаны вместе, в знак того, что они близнецы, ибо каждая имела право на первородство. На обеих красовался ярлычок, указывающий их возраст. Это были поистине патриархальные бутылки, они могли тягаться древностью с самыми родовитыми фамилиями в королевстве. Буриданов осел, очутись он вместо стогов сена между этими бутылками, не знал бы, к которой из них потянуться, — если только предположить у него благородную страсть к рому. Уникальнейшие бутылки! Ну вот, а на ярлычках, поверх года рождения, было выведено крупными буквами: «Свадебный подарок дяди Бенджамена его любимой племяннице Бесси». Слез, которые бедняжка Бесси пролила в своей обиде и негодовании, хватило бы, чтобы потопить дядюшку вместе с его судном. Она утверждала, что дядюшка прислал ей такой подарок с умыслом, — от скупости, чтобы ей досадить, ибо терпеть не мог этого обычая и только ворчал, разглядывая ее выставку сервизов, чашек с блюдцами, вазонов, чернильниц, зеркал, столового серебра, несессеров — словом, всего могучего полчища свадебных подарков. Она была в отчаянье, клялась, что ни за что не поставит эти безобразные бутылки среди подарков, выставленных для обозрения на обеденном столе, — домашние, в скобках сказать, все это время питались, кто как мог, ползая по стенам, точно мухи. Нельзя было, однако, забывать о маячившем в отдаленном будущем наследстве дядюшки Бенджамена — так что в конце концов его две бутылки заняли подобающее им место среди прочих подарков. И вот в одно прекрасное утро в доме поднялся страшный переполох: вопли, визг, стоны, прислуга кричит: «Караул! Убивают!» Бог знает что! Девушка и ее родители спускаются, и что же они видят? На полу растянулись два здоровенных вора, у каждого в руке бутылка дядюшкиного рома, у каждого на физиономии отпечаток ночных кошмаров. Мерзавцы так и не очухались — даже после того, как их выбросили на улицу. Беспорядок среди свадебных подарков ужасающий — но ни один не украден! Признайтесь, что в этом был повинен свадебный подарок дядюшки Бенджамена: две бутылки старого ямайского рома!

В заключение рассказа де Крей вновь принялся уверять общество в полнейшей его достоверности.

— Какой, однако, дальновидный старик! — воскликнула со смехом миссис Маунтстюарт, обращаясь к леди Буш и леди Калмер.

Дамы нерешительно захихикали.

— У вас еще много в запасе таких забавных историй, полковник де Крей? — спросила леди Буш.

— Ах, миледи, когда дерево примется перебирать свои золотые листочки, считайте его банкротом.

— Весьма поэтично! — провозгласила леди Калмер, искоса взглянув на подернувшееся зыбью лицо мисс Мидлтон и отметив про себя, что та за весь завтрак не обменялась с сэром Уилоби ни единым словом или взглядом.

— Если бы бутылка вашего паттерновского портвейна, Уилоби, не стоила всех свадебных подарков, вместе взятых, — начал доктор Мидлтон, наливая себе бордо в предвкушении ожидавшей его к вечеру награды за скромность во время полдневной трапезы, — если бы она не была ценнее их всех, говорю я, то я рекомендовал бы расставить подобную стражу среди ваших подарков.

— Что вы, сэр, — этим негодникам понадобилось бы не меньше дюжины паттерновского портвейна, — возразил де Крей.

Доктор Мидлтон пришел в ужас от столь кощунственной мысли.

— В таком случае и думать нечего, — сказал он. — Да тут и одной жаль!

— Однако мы ничуть не продвинулись, — заметила леди Буш.

— Считайте, что мы едем на перекладных, — сказала миссис Маунтстюарт.

— И что лошади скверно подкованы, — прибавил полковник.

— Вам хорошо, — возразила леди Калмер. — Вы имели возможность изучить вкусы мисс Мидлтон и знаете, насколько ей по душе те маленькие сувениры, что все еще сокрыты от постороннего глаза. А мы бредем, как в тумане. Вот и леди Буш в смертельном страхе. Еще не поздно совершить замену — хоть роковой день и близится, мисс Мидлтон. Он, можно сказать, на носу. Я считаю, что об этих пустяках следует говорить открыто, без нелепых мещанских экивоков, так, чтобы уж угодить наверняка. Это ведь дело, как и всякое другое. Мне, например, хотелось бы, чтобы меня вспоминали с добрым чувством. Да и хороший тон, по-моему, требует, чтобы об этих вещах говорили просто. Вы выходите замуж. Я хочу подарить вам какую-нибудь вещицу. Что вы предпочитаете? Вещь, которой можно пользоваться или просто любоваться? Для обычной семьи подобрать подарок нетрудно. Но там, где купаются в роскоши, это настоящая задача.

— В особенности, когда у невесты столь определенные вкусы, — прибавила леди Буш. — Право же, я очень огорчена, — сказала она, обращаясь к Кларе.

Сэр Уилоби оторвался от Летиции. Спокойная решимость не нарушать молчания, которую он прочитал на Кларином лице, требовала его вмешательства.

— Леди Буш, ваш сервиз превосходен, а я в фарфоре знаю толк, — сказал он. — Со старинным саксонским фарфором, как вам известно, у меня бедновато, зато такого севра, как мой, не найдешь ни у кого в нашем графстве. О китайском фарфоре и говорить нечего — такого вы и во всем королевстве не сыщете.

— Вы можете считать ваши две вазы с драконами подарком юного Кросджея, — сказал де Крей.

— Каким образом?

— Да ведь он воздержался от того, чтобы их разбить! Ну, не молодец ли? А фарфор и мальчонка под одной крышей — ситуация, не менее чреватая катастрофой, чем Флитч и его колымага.

— Надо вам сказать, — обратился сэр Уилоби к леди Буш, — что друг мой Гораций, чья шутка относится к приключению известной давности, героем которой был Кросджей, привез нам изумительную фарфоровую вазу, разбившуюся вдребезги оттого, что опрокинулась карета, в которой он ехал со станции.