Джордж Мередит - Эгоист

Сэр Уилоби вынул из кармана часы: прошло десять минут. Превосходные тетушки робко осведомились о самочувствии их драгоценного племянника, и он испугался, как бы его наружность не выдала катастрофического положения, в каком он очутился. Все свое поведение минувшей ночи он расценивал, как бред, — хорошо еще, что Летиция оказалась просто помешанной. Да, это было великое счастье. Ее отказ принять его до нелепости великодушное предложение был не чем иным, как вмешательством попечительной судьбы, в нужную минуту помрачившей бедняжке рассудок. В скромности Летиции он не сомневался. Однако как она ничтожна: отказаться от последнего шанса, который ей предоставила судьба! Так вот она, хваленая женская преданность!

Время летело. С минуты на минуту можно было ожидать появления миссис Маунтстюарт. Он не мог парировать ее выпады, не имея в голове готового плана действий. Без такого плана он был безоружен. Но как ни напрягал он ум, в голове его проносились лишь какие-то смутные фантасмагории. Он уже не в состоянии был притворяться, будто сатанинское «Дважды!», произнесенное миссис Маунтстюарт, относилось к тому, как сам он в свое время дважды обманул ожидания Летиции. Нет, то был безошибочный отголосок речей леди Буш. Если б они знали! Того и гляди, по всему графству громовым раскатом пронесется: «Трижды». Да, три женщины его обманули, одна за другой. И такое будут говорить о человеке, который мог бы прослыть величайшим ловеласом своего поколения, если бы превыше всего не ставил долг по отношению к своему роду! Вот она, награда добродетели!

Когда, по его часам, прошло пятнадцать минут, он постучался в библиотеку. Доктор Мидлтон распахнул перед ним дверь.

— Я вам не помешал?

— Проповедь идет к завершению, скоро дьячок встрепенется и скажет свое «аминь», — ответил преподобный доктор.

Клара плакала.

Сэр Уилоби подошел к ней — весь участие. Проповедь доктора Мидлтона, судя по состоянию его серебристой гривы, была бурной.

— Я надеюсь, сэр, — сказал Уилоби, — вы не придали слишком большое значение пустяку.

— Я полагаю, сэр, — ответствовал доктор, — что мне удалось произвести достаточно внушительное впечатление, а это и входило в мою задачу.

— Клара! Дорогая моя Клара!

Уилоби коснулся ее плеча.

— Смею вас заверить, сэр, — сказал доктор Мидлтон, — что она искренне раскаивается в своих поступках.

— Любовь моя! — произнес Уилоби шепотом. — Это всего лишь небольшое недоразумение. Позвольте мне взять всю вину на себя, хоть я и теряюсь в догадках, в чем я мог провиниться. Не плачьте, молю вас! Соблаговолите взглянуть на меня. Я ни за что не стал бы подвергать вас допросу.

— Вы ни в чем не виноваты, — ответила Клара, всхлипывая.

— Разумеется, Уилоби не виноват. Это не он, — в нарушение всех приличий и долга, совершил попытку к бегству, и не он повинен в том, что мой коллега схватил простуду, — сказал ее отец.

— Дьячок уже произнес слово «аминь», сэр, — напомнил Уилоби.

— И смею вас уверить, сэр, священник трудился в поте лица своего, покуда не услышал заключительную реплику дьячка, — со стоном изнеможения произнес доктор Мидлтон. — Теперь я имею некоторое представление о том, чего стоил Аврааму его подвиг. Ибо, как бы подобная проповедь ни отозвалась на чаде, для родителя это — сущее жертвоприношение.

Уилоби принялся утешать свою милую Клару:

— Как мне жаль, что меня не было подле вас и я не мог разделить с вами вашу невзгоду. Быть может, вы не стали бы проливать слезы. Верно, я не проявил достаточного терпения в наших небольших размолвках. Да, да, я должен признаться: я был нетерпелив. Я подчас бываю раздражителен.

— У меня у самого раздражительный характер, — возразил доктор Мидлтон, — что не помешало мне, надеюсь, быть примерным супругом. К тому же я не понимаю, как можно вспышку раздражения, и, по всей вероятности, справедливого, считать за смягчающее вину обстоятельство, когда речь идет о попытке совершить форменное клятвопреступление.

— Проповедь окончена, сэр.

— Это всего лишь эхо! — Доктор Мидлтон добродушно помахал рукой. — Считайте это за дальние раскаты утихающего грома.

— Вашу ручку, любовь моя! — вполголоса проговорил Уилоби.

Кларина рука не шевельнулась, и доктор Мидлтон не преминул это заметить.

Он отошел к окну и, когда, повернувшись к парочке вновь, обнаружил, что она пребывает все в той же позиции, издал короткий предупредительный кашель.

— Это жестоко! — сказала Клара.

— Жестоко? Жестоко просить тебя подать руку тому, кому она принадлежит по праву? — спросил ее отец.

Она снова заплакала.

Уилоби склонился над ней в молчании.

— Неужели я должен каждые полчаса выдерживать сцену, какая мало кому из родителей выпадает раз в пять лет? — воскликнул доктор Мидлтон.

У Клары судорожно передернулись плечи. Она опустила голову.

— Дорогая моя — ручку! — флейтой заливался Уилоби.

Рука поддалась, словно льдинка, сорвавшаяся с крыши под воздействием внезапной оттепели. Уилоби прижал ее к груди.

Доктор Мидлтон расхаживал по комнате, заложив руки за спину. Воцарившееся молчание, казалось, говорило, что он здесь лишний.

— Чтобы не мешать распуститься почкам, старик мороз удаляется восвояси, — добродушно проговорил он. — «Jam ver egelidos refert tepores» [27] Вот повеяло вновь теплом весенним (лат.) . {62} 62 «Jam ver egelidos refert tepores». — Катулл, стихотворение 46, перевод А. Пиотровского. . Итак, скажем зимним бурям прости. Позвольте же мне на время вас покинуть.

Клара и Уилоби, как по сигналу, повернулись к нему — но какая разница была в их лицах!

— Дитя мое?

Доктор Мидлтон подошел к Кларе и мягко положил ей руку на плечо.

— Да, отец, я скоро к тебе выйду, — сказала она и улыбнулась в ответ на его невысказанную просьбу извинить его за словесную бурю, которую он был вынужден на нее обрушить.

— Я попросил бы вас остаться, сэр, — возразил Уилоби.

— Но я чувствую, что мое присутствие вас замораживает.

Клара этого не оспаривала.

Уилоби, напротив, горячо возражал.

Кто же из них в таком случае больше походил на влюбленного? На мгновение доктор Мидлтон решил этот вопрос в пользу дочери.

— Я выйду к тебе в сад, — сказала Клара.

— Постойте, сэр, — снова вмешался Уилоби. — Дайте нам свое благословение перед тем, как нас покинуть.

— От всей души, — сказал доктор Мидлтон и неопределенно помахал рукой в воздухе.

— Я выйду очень скоро, отец, — сказала Клара.

— Пусть Клара назначит день! — потребовал Уилоби.

— Я не могу! — воскликнула Клара, доведенная до крайности.

— День этот будет безусловно значительным, когда он наступит, — произнес ее отец. — Но, насколько я понимаю, сейчас важнее всего решить, когда ему наступить. Прикиньте это между собою сами.