Анри Ренье - Встречи господина де Брео

Г-н Ле Варлон де Вериньи не пренебрег этим, но начал успокаиваться и думать, что он на самом деле освободился от тягостного влечения к греху, от которого исцелился столь чудесным образом. Разумеется, г-н Ле Варлон де Вериньи знал, кем ниспослана эта перемена к лучшему, и не переставал благодарить за это Господа Бога: Господь взял на себя главный труд, а именно — поддерживать его в новом его состоянии. Г-н Ле Варлон де Вериньи не был так тщеславен, чтобы заслугу в этом приписывать себе самому. Скорее он полагал, что святость места внушила уважение демону и что у того почти не было желания проникнуть на риск за благочестивое ограждение. Так что он сам преисполнился необыкновенным почтением к этому месту. Ничего на свете не было более прекрасного и удивительного! Ему нравились и местоположение и постройки. Самый воздух, который там вдыхали, казался ему исполненным несравнимых свойств.

Чувство это поддерживало в нем веселое и довольное настроение, ясно сквозившее в его словах и чертах его лица. Все подробности существования казались ему удобными и приятными, и он исполнял свои разные обязанности с удивительной радостью и готовностью. Ничто не отталкивало его, не утомляло: ни посредственность пищи, ни продолжительность церковных служб, ни однообразие дней. Г-н Ле Варлон де Вериньи был поистине счастливейшим из смертных, проводя время с таким увлечением и необычайной веселостью, что рай начинался для него уже с настоящей минуты.

Поутру, чуть забрезжит рассвет, он первым просыпался на зов прислуживающего мальчика, который с фонарем в руках обходил коридор и стучался по очереди в каждую дверь; затем сейчас же босиком соскакивал с кровати. Одевался он довольно ловко без посторонней помощи. По правде сказать, этому он научился благодаря своим связям с женщинами. Ему довольно часто приходилось раздеваться донага в любое время дня и быстро разбираться в платье, лежавшем в беспорядке там, куда он его сбросил для удобства. Он благодарил Бога за то, что к его прославлению и служению обращена была эта привычка, оставшаяся еще от времени, когда он подчинялся своей плоти и мало думал о душе. Он испытывал некоторое утешение от сознания, что прошлые его излишества приучили его, по крайней мере, натягивать чулки и штаны и застегивать пуговицы на жилете без посторонней помощи. Не было нужды, чтобы подавали ему рубашку и завязывали галстух. Что касается до парика, так он от него совсем отказался. Он носил свои волосы в натуральном виде. Снарядившись, он обувался в грубые башмаки и, помолившись, начинал свой день.

Осень круто кончилась, и сразу настала глубокая зима. Солнце поздно вставало и рано ложилось, но тем не менее известное количество часов подлежало занятиям. По совету г-на де Ла Бежисьера и г-на Раво г-н Ле Варлон де Вериньи распределил свои занятия раз навсегда и строго придерживался этого расписания. За молитвой следовала работа, прерываемая ради церковных служб. Г-н Ле Варлон де Вериньи не пропускал ни одной, присутствуя на них с большим чувством веры и благочестия и ведя себя наипоучительнейшим образом. Он любил сливать свой голос с голосами окружающих, и так как он обладал голосом сильным, то он узнавал тембр его среди тех, с которыми он его соединял. У него было также впечатление, что Бог его слушает лучше, чем других. В конце концов, Господь не мог не заметить, что г-н Ле Варлон де Вериньи воспевает ему хвалы и старается изо всех сил, чтобы они звучали громче и достигали ушей Всевышнего. Так что случалось, что иногда к концу службы он оставался без голоса и от него валил пар, словно новый род фимиама.

В таком-то виде, еще не отдышавшись от псалмов и антифонов, он приходил к себе в келью, где ждал его г-н Раво. Г-н Раво переводил и комментировал Священное писание, но перевод его был более точен, чем благозвучен, и комментарии более существенны, чем изящны. Г-н Ле Варлон де Вериньи был ему очень полезен: привычка к хорошему языку дает навык в выборе слов и оборотов. С этой точки зрения, г-н Ле Варлон де Вериньи просматривал ученые труды г-на Раво. Он придавал им лоск и приятность, которых им не хватало, — и г-н Раво с восторгом видел, как тексты Священного писания облекаются в совершенную и блестящую форму и как размышления, извлеченные им оттуда, уже не представляют собою бесформенную груду, но располагаются в достойном удивления порядке. Так что г-н Раво и г-н Ле Варлон де Вериньи отлично ладили друг с другом, и только приход г-на де Ла Бежисьера мог оторвать г-на Ле Варлона от пера и чернильницы и заставить его взять в руки заступ.

Г-н де Ла Бежисьер клятвенно обещал посвятить г-на Ле Варлона де Вериньи в садовые работы, но время года было неблагоприятно и приходилось дожидаться весны. Чтобы закалить его в труде и приучить к работе, г-н де Ла Бежисьер уводил его в лес собирать сухие ветки и связывать их в вязанки.

Не было лучшего зрелища как г-н де Ла Бежисьер за работой. Ни снег, покрывавший землю, ни стужа, заморозившая почву, ни грязь, по которой хлюпали его деревянные башмаки, ничто не останавливало его рвения, не охлаждало его жара. Никакая ноша не была тяжела для его плеч. Г-на Ле Варлона де Вериньи подстрекало соревнование. Он хотел, чтобы его вязанка была такой же величины, как и у г-на Ла Бежисьера, так что зачастую они возвращались оба нагруженные ветвями и, идя рядом, так перепутывались своими вязанками, что с трудом могли их распутать. Всякий раз, складывая свою ношу наземь, г-н де Ла Бежисьер повторял, что это — дрова, похищенные из чистилища, что они, по крайней мере, не будут им поджаривать бока, когда придется им проходить через его огонь перед тем, как они займут свои места, уготовленные им в раю.

Г-н Ле Варлон де Вериньи всегда громко смеялся на эти слова. В глубине души он тоже надеялся избежать чистилища: как раз для этого-то он и занимался с г-ном Раво, пел на клиросе и собирал валежник с г-ном де Ла Бежисьером. Не для того ли он отказался от мира? Его обращение было полным и бесповоротным. По этому поводу он удивлялся даже той легкости, с какою порвал путы греха, бывшего для него таким привычным и застарелым и вдруг вылетевшего у него из ума. Он даже задавал себе вопрос, как можно так долго быть привязанным к жалким привычкам, от которых столь легко избавиться и отсутствие которых так мало ощутимо.

Однажды он признался в этом г-ну Раво. Черный человечек посмотрел на него через очки. Он был невзрачен и хил. Мысль, что г-н Раво когда-нибудь мог испытывать плотское желание, показалась бы странной. Так что он тихонечко ответствовал г-ну Ле Варлону де Вериньи:

— Мне всегда, сударь, были не особенно по вкусу так называемые наслаждения, в частности же то, которое доставляется женщинами, и общество их меня не волновало. Как прикажете мне интересоваться личностями столь пустыми, из которых почти ни одна не знает ни еврейского языка, ни латинского, ни греческого и которые выражают только в банальных фразах мысли, лишенные всякого интереса? Так что с моей стороны почти нет заслуги, что я избег из сетей; но если я не подвергался этому искушению, то дьявол не избавил меня от других, и будьте уверены, сударь, что они были немалыми, раз защиты от них я принужден был искать в этом святом убежище.