Кальман Миксат - ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT

Перед скобяной лавкой «Кленпа и Коми» выстроились веницейские дворяне-однодворцы — самый драчливый народ во всем комитате — и запели свою зажигательную боевую песню:

Гей, десять поросят бегут За жирною мамашей. Но Драшкоци уж тут как тут: Идет, дубинкой машет…

Никогда бык не придет в такую ярость от красной тряпки, как веницейский дворянин от этой старинной хмельной выборной песни.

Из тех, кто захватил улицы, только очень немногие отправились к четырем часам на вокзал. Полицмейстер Карой Чиз ехал верхом на своем сером коне и временами покрикивал на стоявших кучками беспокойных людей:

— А ну, земляки, порядок, порядок соблюдайте! Кто его нарушит, тому пятки к голове привяжу.

Это значило, что он тоже был креатурой графа Топшиха и не возражал против небольшого скандала.

Родня Ности ехала к вокзалу, кто на четверке лошадей, кто на чем. Затем следовал пустой экипаж губернатора. На козлах восседал гайдук с болтавшейся на боку пестрой сумкой. Четыре раскормленных мерина спесиво вскидывали головы. (Туда-то еще. так-сяк, а вот как обратно поедут!) Потом показался бургомистр, глубоко втянувший седую голову в воротник. (Стыдно, должно быть, бедняге!)

Но к чему подробно описывать выезд, если мы и так знаем, что въезд не состоялся. Правда, ночной сторож, посланный на колокольню церкви св. Эржебет, подаст знак, когда поезд завернет в Бонтоварское ущелье и подойдет к станции; на Денгейской горе грянут выстрелы из мортир, поджидающую толпу охватит веселая тревога, лихорадочная суета, когда же напряжение достигнет высшей точки, прибудет весть и удручающим ропотом пробежит через всю толпу.

— Новый губернатор не приехал, отстал от поезда! Разочарованные люди будут браниться, сердиться, сбиваться

в кучки, гадать, как это произошло: предательство это или только случайность, лиса оказалась проворной и выскочила из капкана или главари устроили все так неловко.

— Да, сам господь бог стоит за больших господ, — заметит разгневанный чеботарь-политик Габор Тари.

И пройдет слух, что депутат Ности, разозлившись, хотел отколотить ножнами кондуктора и машиниста: стало быть, произошла все же «случайность»…

Председатели, вице-председатели и секретари различных подкомиссий носились как шальные, чтобы удержать народ. Толковали, что губернатор непременно приедет, только пока неизвестно когда, что на окраине города выставят конный патруль, дабы он оповестил вовремя. Рассказывали, что секретарь губернатора послал за ним экипаж в Рекеттеш, но ведь может случиться, что губернатор не станет дожидаться и вызовет особый поезд. Словом, к вечеру он прибудет непременно, поэтому расходиться не следует.

Въехать в город он может не иначе как по этим улицам, так что его не упустят. Ни с какой другой стороны в город ему попасть не удастся, потому что летать он не умеет, хотя и породил его двуглавый орел.

Но каприз толпы все равно что порох, им можно выстрелить только раз. Земляки пожимали плечами. А им-то что? Черта с два будут они зазря стоять здесь, вытянувшись в струнку! Что ж, до Судного дня беречь им в карманах тухлые яйца? Эх швырнем в кого попало — в такой толпе жертва найдется! Да хоть в полицейского, на худой конец! И началось — полетели яйца, поднялся шум, хохот. Ученикам мастеровых тоже захотелось пустить в ход свои рогатки, им попадались по дороге разные мишени, но самым великим наслаждением для них было слышать, как с дребезгом летели оконные стекла. У веницейских дворян глотки пересохли, и пришлось им заскочить к «Двум гренадерам», где они все передрались. Эх, хороший урожай соберут здесь завтра доктора — одних судебно-медицинских протоколов сколько напишут!

Так как дела конституционные не обходятся без угощения, вечером весь город веселился. Поражение вызывает такую же жажду, как и победа. Не только корчмы и рестораны набились до отказа приезжим и местным дворянством, но и в частных домах устраивались большие возлияния. Господам, прибывшим на комитетское собрание, оставалось только выбирать из полученных приглашений. Представителей оппозиции пригласил на большой вечер адвокат Лиси, а управляющий имением графа Топшиха устроил бал, где помрачневшие главари обсуждали внезапный поворот событий и свои возможности на завтрашнем: комитетском собрании. Но молодежь отплясывала так весело, будто губернатора и в самом деле убили при въезде и он лежит теперь на катафалке, окруженный горящими восковыми свечами.

Ставка партии Коперецкого помещалась в доме у Раганьошей там и была, как говорили в городе, «ведьминская кухня». Большой желтый дом Раганьошей стоял напротив лютеранской церкви, прекрасный английский парк занимал не менее десяти хольдов. Некогда Раганьоши были, собственно говоря, владельцами Бонтовара, им принадлежало здесь все, но и теперь они оставались самыми знатными в этих краях. Тивадар Раганьош был когда-то советником во французском посольстве и, говорили, жениться не собирался, все его состояние должно было отойти детям Ности — Вильме и Фери (мать Тивадара приходилась сестрой Палу Ности). Но вдруг однажды, это было уже много лет назад, в Париже на вечере венгерского землячества он поссорился с неким господином далеко не знатного рода и, между прочим, земляком. Они обменялись довольно крепкими словами, после чего Раганьош тут же направил к нему в соседнюю комнату секундантов. Противник, однако, не принял вызова, объяснив это тем, что дуэль была бы неравной, ибо у него молодая жена, с которой он проводит сейчас медовый месяц в Париже, и в такое время обидно умереть, а господин советник, благо в Европе тихо, ничего интересного или примечательного здесь не оставит. Когда секунданты доложили ему об этом, Раганьош страшно разозлился и сказал друзьям: «Будьте любезны, подождите минуту», — потом сделал шаг назад к стульям у стены, на которых сидели девицы с мамашами и, выбрав одну из них (ту, что ему больше всех приглянулась), некую графиню Вилье, тотчас попросил и получил ее руку и сердце. (Надо заметить, что Раганьош был красавец мужчина.) Затем он велел секундантам передать, что дуэль будет равной, ибо у него тоже есть невеста. На другой день дуэль состоялась, тогда-то и получил он свой прекрасный шрам на левой щеке, похожий на красный позумент.

У Раганьошей собралось, несомненно, самое знатное общество. Ности, Хорты, Раганьоши и Хомлоди считались элитой комитата, испокон века царствуя в нем. И законы и моды в светской жизни устанавливали они. Надень какая-нибудь юная Хорт ворсистую юбку, и месяц спустя в Бонтоваре все будут ходить в ворсистых юбках.

Эти семьи составляли абсолютно замкнутый круг, и чужому редко удавалось проникнуть в него. Женщины их круга были почти все красивые и изысканные, мужчины имели обычно звание камергеров его величества короля и императора. Исключение составлял один Пал Ности, которого с самого начала предназначили быть политиком, так что он и не претендовал на камергерский золотой ключ, ибо в политике от него пользы никакой; к сердцу народа этот ключ тоже не подойдет, а ежели и подойдет, то не откроет, а окорее закроет его.