Кальман Миксат - ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT

Тем временем Ности повесил ружье на ореховое дерево и бросил несколько слов дочерям Брозика, которые сладко улыбались ему в ответ.

— Много ли танцевали?

— У меня даже рубашка взмокла, — прошепелявила Каролина.

— Вот бы мне посмотреть на нее, — пошутил Ности.

— Ах, подумайте только, прямо с неприличных слов начинает.

— А я видела вас вечером, но вы даже не глянули на меня, — пожаловалась вторая сестра.

— Мне очень спать хотелось.

— Ружье заряжено? — спросил трактирщик, рассматривая стволы из отличной дамасской стали.

— Один ствол заряжен.

— Хорошо бы выстрелить из него, это, по-моему, оживит праздник.

— Стреляйте.

Господин Брозик снял ружье, долго разглядывал его, потом начал целиться туда, сюда, пугая тех, что стояли поближе. Наконец он спросил охотника:

— А что тут надо потянуть, чтобы оно выстрелило? Ности показал ему, ружье выстрелило. Поднялся визг, все испугались, а пуще других пожилые женщины, сидевшие вокруг столов. Перед ними стояли бутылки, да только было в них не вино, а кофе, которое они принесли с собой из дому и теперь пили его вместо воды. В кувшинах был лимонад, — кавалеры наливали его в кружечки и бегом относили своим барышням. Праздник продолжался, но уже как-то уныло. Оживление начнется снова к вечеру, после обеда же люди обычно вялы. Большинство переваривало пищу под деревьями, кое-кто даже заснул на траве и громко храпел. Этот храп так странно сливался — с музыкой, что казалось, будто контрабас издает еще какой-то дополнительный звук. Только десять — двадцать пар, не переставая, отплясывали чардаш. Парни, правда, уставали и выходили из круга, но их сменяли отдохнувшие, и начиналось: «Гоп, гоп, Рупи, не жалей струн, Рупи, да и лопнет хоть струна, барин платит все сполна!..» Перед обедом было еще много соблазнов. Если влюбленной парочке надоедало плясать, она уходила собирать виноград и пряталась среди лоз. Пока отщипывали по виноградинке с висевших гроздей, выдавался случай изведать и другую сладость. Но теперь виноград уже собран, даже зеленого не осталось. Бени Кота, лихой подручный мясника, по просьбе своей партнерши Терки Мачкаш, которой захотелось поесть винограда, обрыскал всю арендованную территорию и не нашел ничего, кроме ежа на борозде. Он с веселым озорством кинул его в гущу танцующих. Ох, и поднялся же переполох, визг, крики! Бедняга еж шлепнулся ненароком прямо на мягкое белое плечо нарядной жены Михая Сюча и уколол ее. (Так ей и надо, нечего обнажать свои телеса!) Она тотчас упала в обморок, пришлось ее отливать. Словом, катавасия была порядочная, и все из-за этой невинной шутки.

Такая приправа все равно что золото в те минуты, когда народ начинает уставать, особенно мужчины. У парней глаза уже осоловели от обильной выпивки, и стали они уродливые, как черти; волосы упали на лоб, усы повисли. В парнях-то и вообще хорошего было мало, да и молодцеватости никакой, красивы только баричи да те крестьянские парни, которых питает истинно родная и истинно здоровая мать — землица. Рубанок, пила, нож, ножницы, игла — это все мачехи, их хлеб — горький хлеб, от него ноги гнутся колесом, спина горбится и лицо приобретает неприятное, принужденное выражение. А вот девицы, те и возле мастерских родятся красивые, они, словно герань, цветут и в горшках и в коробочках из-под колесной мази, где акация уже цвести не станет. Девицы и здесь пригожи, извольте — ка поглядеть, одна прекраснее другой. Они все еще не устали, только прически да туалеты пришли в беспорядок: сборки на юбках разошлись, оборки повисли клочьями, — но ведь это красиво и, помимо всего, говорит о том, что девица идет нарасхват, — белый лиф запачкан потными ладонями, а у иных даже прожжен. Слишком удалые кавалеры танцевали с горящей сигарой во рту, склонив голову на плечо партнерши, чтоб захмелеть от запаха женской шеи, и случайно, иные же просто из озорства, прижимали к плечику кончик горящей сигары. Девушка вскрикивала от боли, и тогда надо было тотчас вмешаться — а это доставляло рукам немалое наслаждение. Они проскальзывал! в недозволенные места, будто огонь прошел дальше и его надо тушить. Искра гасла, оставив на лифе только дырку с обожженными краями, но зато разгоралась на щеках и в глазах.

Да что говорить, нежность и изящные манеры тут не в ходу. Но кому какое дело, если девушки довольны и даже счастливы от этого. Так выходили замуж и матери их, и бабки, — стало быть, это неплохой обычай. Парень, которому хочется танцевать, здесь не подходит к девицам, как это принято у господ, и не кланяется своей избраннице, а подмигивает ей или подзывает одним пальцем, остановившись перед девичьей группкой в пяти-шести шагах. Если же он видит, что в ответ встрепенулось несколько девиц и все смущены, он заносчиво указывает на ту, которую выбрал:

— Ты иди сюда, эй, косоглазенькая!

Правда, где атмосфера более шикарная, как, например, в винограднике Финдуры, там говорят на «вы». «Вы, пышечка» (что на языке ремесленников значит — толстая) или «вы, вы высокая беляночка».

Мари Тоот уже давно стояла, на «базаре» — это ведь базар в буквальном смысле слова, и «товар» тут — девицы на выданье. Их и разглядывают парни, частенько пренебрежительно машут рукой, — ли одна, мол, не нравится. Молодицам на базаре делать нечего. Кому хочется танцевать с ними, тот будет искать их в другом месте. Молодуха долго строптивится, словно овца перед купанием, и только потом позволяет вытащить себя на площадку, хотя сердце так и колотится надеждой потанцевать. Что делать, так принято, таков обычай, иначе поступить нельзя; Мари скромно притаилась где-то в третьем ряду, и ее маленькое изящное личико было незаметно среди множества дыне-образных голов. Вызывали то одну, то другую девушку, стоявшую с нею рядом — подмигивали или манили пальцем, — а Мари никак не везло. И не мудрено, красивое лицо хоть и помогает в таком деле, как и красивый стан (впрочем, в третьем ряду его не увидишь), но существуют и более действенные рычаги, например связи между, семьями ремесленников и знакомства с парнями; где в доме есть девица, там в мастерской работают обычно и парни, для которых покружить в танце хозяйскую дочку — прямая обязанность.

Впрочем, Мари пожалела уже, что проявила такое отважное любопытство. Скорее бы осталось позади это приключение! Ей надоело так долго стоять на причале, а может, и стыдно было перед горничной. Она охотно покинула бы уже место в «витрине», но это было нелегко — ряды девушек, стоявших за ее спиной, преграждали дорогу. И как раз в тот миг, когда Золушка размышляла о путях отступления, перед ней очутился; вдруг охотник и недвусмысленно поманил рукой именно ее.

Мари Тоот даже не заметила этого, но соседка слева, коренастая старая девица, толканула ее в бок.