Дэвид Лоуренс - Радуга в небе

— Золотые слова! — напыщенно одобрил его Фрэнк.

— И так же точно, — продолжал Том Брэнгуэн, — женщине надо почувствовать себя женщиной, по крайней мере, мы так полагаем, что ей это надо.

— О, ты только не волнуйся, — выкрикнула жена какого-то фермера.

— Они полагают, смотрите, пожалуйста! — высказалась жена Фрэнка.

— Ну, а теперь, — гнул свое Том Брэнгуэн, — чтобы мужчине почувствовать себя мужчиной, требуется женщина.

— Верно, — сурово заметила какая-то женщина.

— А чтобы женщина почувствовала себя женщиной, требуется мужчина.

— Яснее говорите, мужики! — вклинился женский голос.

— Для этого и придумали брак, — продолжал Том Брэнгуэн.

— Давай, давай, — сказал Альфред Брэнгуэн. — Не сбивайте нас!

В мертвой тишине опять наполнились бокалы. Жених и невеста, эти двое детей, сидели с напряженно-внимательными, сияющими лицами во главе стола, но вид у них был отсутствующий.

— На Небесах брака не существует, — развивал дальше свою мысль Том, — но у нас на земле он есть.

— И в этом вся разница, — насмешливо заметил Альфред Брэнгуэн.

— Альфред, — сказал Том Брэнгуэн, — оставь свои замечания при себе, выскажешь их потом, за это мы тебе будем признательны. На земле мало чего другого есть, а вот брак есть. Мы столько рассуждаем насчет того, как заработать, и насчет спасения души. Можно семижды семь раз спасать свою душу, накопить бог знает сколько денег, а душа твоя будет ныть, ныть, говоря тебе, что ей надо чего-то еще. На Небесах не существует брака. А вот у нас на земле он есть, а не будь его, Небеса бы разверзлись и все полетело бы в тартарары.

— Вот слушай, слушай, что говорят, — сказала жена Фрэнка.

— Ну, давай, Томас, — сардонически протянул Альфред.

— И если суждено среди нас являться ангелам, — продолжал Том Брэнгуэн, горячо обращаясь ко всем сразу, — а среди ангелов нет мужчин или женщин, то, по моему разумению, супружеская пара — это и есть ангел.

— Это все бренди, — устало заметил Альфред Брэнгуэн.

— Потому что, — сказал Том, и все собравшиеся слушали это путаное рассуждение, — ангел не может быть меньше человеческого существа. А если он был бы всего лишь мужчиной без мужского в нем, значит, он был бы меньше человеческого существа.

— Истинно так, — сказал Альфред.

По столу прокатился смешок. Но Том Брэнгуэн был охвачен воодушевлением.

— Ангел должен быть больше человеческого существа, — продолжал он. — Поэтому я и говорю, что ангел — это душа мужчины и женщины, взятых вместе, соединенных на веки вечные, до Страшного суда, когда они вознесутся как единая ангельская душа!

— Славя Господа нашего! — сказал Фрэнк.

— Славя Господа нашего! — повторил Том.

— А как насчет брошенных женщин? — издевательски осклабился Альфред. Собравшиеся смутились.

— Тут я ничего не могу сказать. Откуда мне знать, будут ли брошенные в Судный день? Оставим это. Я говорю лишь о том, что когда душа мужская и душа женская соединяются, получается ангел.

— Насчет душ мне неизвестно. Но известно, что один плюс один часто рождают третьего, — сказал Фрэнк. Но никто не засмеялся, кроме него самого.

— Что души, что тела — это одно и то же, — сказал Том.

— Ну, а твоя хозяйка, которая была замужем до встречи с тобой, — как с ней будет? — спросил Альфред, которого эта дискуссия раздражала.

— Не знаю. Однако если суждено мне стать ангелом, то ангелом станет моя душа в браке, а не холостая. Не та душа, которая была у молодого парня, потому что не было тогда в душе моей того, из чего ангелы делаются.

— А мне помнится, — сказала жена Фрэнка, — когда Гарольду нашему стало совсем невмоготу, он все видел ангела за зеркалом. «Гляди, мама, — говорил он, — вот ангел!» — «Нет никакого ангела, голубчик», — говорю, но он не верил. Я уж зеркало с комода сняла, но он все равно ангела видел. И все твердил про него. Вот тут я и испугалась. Поняла, что как пить дать потеряем мы его.

— А я помню, — сказал один из гостей, муж сестры Тома, — какую взбучку мне мать устроила за то, что я сказал, что у меня в носу ангел. Она увидела, что я в носу ковыряю, и говорит: «Что ты там выковыриваешь? Прекрати!» А я и говорю: «У меня там ангел», и она меня как треснет. А я ведь ничего дурного не сказал. Мы «ангелами» пушинки от чертополоха называли, которые разлетаются повсюду. И одна такая пушинка, уж не знаю как, мне в нос попала.

— Иной раз удивляешься, чего только дети себе в нос не пихают, — сказала жена Фрэнка. — Помню, Хемми наша засунула себе в нос тычинку колокольчика — ну, ту, что в середине цветка, их еще «свечками» называют. Задала она нам тогда жару! И ведь видели мы, что она с ними играет, на нос кладет, но кто ж знал, что она такую глупость придумает. Девчонке уже лет восемь было, если не больше. Так вот, поверите ли, и вязальным крючком мы, и уж не знаю чем…

Вдохновенное настроение Тома Брэнгуэна начало проходить. Он оставил философию и вскоре уже шумел и вопил вместе с остальными. Со двора донеслись рождественские песнопения. Певчих пригласили в и без того переполненный дом. У них были две скрипки и флейта-пикколо. Песнопения переместились в гостиную, и гости стали подпевать пронзительными голосами. Лишь жених и невеста сидели отчужденные, блестя глазами, с просветленными лицами. Они почти не пели, а только шевелили губами.

Певчие удалились, пришли ряженые. Под громкие аплодисменты, крики и общий восторг они стали разыгрывать старинную мистерию о святом Георгии, в которой все присутствующие тоже приняли живейшее и по-мальчишески азартное участие — мистерия шла как полагается, с палочными ударами и звоном противней.

— Мне однажды здорово досталось, когда я играл Вельзевула, — признался, чуть не плача от смеха, Том Брэнгуэн. — Из меня тогда едва мозги не вытекли, как желток из треснувшего яйца. Но, скажу вам по секрету, играл я как бог в этом «Святом Георгии», уж поверьте.

Он так и трясся от смеха. Раздался еще один удар — в дверь. И все примолкли.

— Кабриолет прибыл, — сказал кто-то в дверях.

— Войдите! — закричал Том Брэнгуэн, и в дверь просунулся краснолицый мужик.

— А теперь вы, любезная парочка, поедете баиньки, — кричал Том Брэнгуэн. — Собирайтесь, но учтите, что если вы не поторопитесь, не возьмете ноги в руки, кабриолет вас ждать не станет и вам придется спать поодиночке!

Анна молча поднялась и пошла переодеваться. Уилл Брэнгуэн тоже хотел было идти, но появилась Тилли с его сюртуком и шляпой. Она помогла ему одеться.

— Удачи тебе, сынок! — крикнул его отец.

— Стоит только лишь начать, а там уж и дело в шляпе, — увещевал его дядя Фрэнк.

— Потихоньку-полегоньку, главное — полегоньку! — вопила свое тетка, жена Фрэнка.

— Не ударь в грязь лицом, — сказал муж другой его тетки. — И не трусь. Ведь ты у нас малый не промах.