Ян Добрачинский - Тень Отца

— Ты должна была спать, чтобы набраться сил.

Женщина сделала безразличное движение рукой, с трудом сглотнула слюну. Сердце искало надежду, но память уже извлекала наружу боль, как день извлекает из тьмы погруженные в нее формы.

— Для чего мне нужны силы? Завтра придет священник. Он приведет с собой людей, которые заберут у меня ребенка… А как мы могли бы быть счастливы! — вырвалось у женщины.

— Попробуй еще одно лекарство. Я знаю, что если омертвевшую кожу обкладывать ломтиками лука, иногда приходит выздоровление.

— Мы столько лекарств перепробовали! — вздохнула она.

— Попробуй еще одно. И помолись Всевышнему.

— Мы столько жертв принесли…

— Помолись еще раз.

Они стояли друг перед другом, и вокруг были горы, с которых солнце стирало мглу.

— Что ты будешь делать? — спросила женщина. — Пойдешь дальше одна или будешь ждать Симеона?

— Не знаю, если он сможет идти…

— Ни сегодня, ни завтра он не пойдет. Он очень утомлен и спит. Не жди его. Наверняка у тебя есть свои дела. Мы позаботимся о нем, а потом мужчины отведут его в город.

— Если так, тогда я, наверное, пойду…

— Иди. Наверняка ты спешишь к кому‑нибудь близкому.

— Да, ты угадала. Я хотела бы прийти туда, куда иду, как можно быстрее…

— Можешь спокойно идти. Ты совершила добрый поступок, и Всевышний тебя вознаградит…

Мириам легко покачала головой. Было желание сказать: «Он дал мне так много, что уже нельзя больше…» Но она не смогла бы сказать этого никому, а тем более этой женщине, которую боль подстерегала за каждым мгновением забытья.

— Как называется ваша деревня? — еще спросила Мириам.

— Вифания. Если когда‑нибудь будешь проходить этой стороной, не забудь нас навестить.

— Не забуду. Да будет мир с тобой!

— И с тобой, милая девушка!

Мириам вошла в город через ворота у подножия угловой части храма. Обрывистая скала переходила в каменную кладку и образовывала высокую вертикальную стену. Даже голова могла закружиться, если смотреть вверх.

Прежде чем миновать ворота, Мириам шла по ущелью Кедрона. Дорога вела по склону горы, поросшей оливковыми деревьями. Каменистая тропинка петляла среди толстых, словно раздувшихся, пней. Все время, пока она спускалась, перед ней был сверкающий на солнце фронтон храма. Его стены поднимались поверх нависшего над пропастью портика. Там, в храме, очевидно, уже закончили утренние обряды, и теперь со строительных лесов, окружавших стены, доносился, повторяемый эхом, стук молотков и топоров. Строительство все никак не заканчивалось. Говорили, что Ирод наслаждался мыслью о том, что создает нечто необыкновенное. Он был горд этим храмом и не жалел на его строительство денег. Со всей страны он стягивал работников и велел им хорошо платить. Покрытые листовым серебром и золотом ворота прямо сверкали на солнце. Его блеск искрился и в золотых шипах, которые предохраняли крышу от птиц.

В какой‑то момент Мириам остановилась на тропинке, потому что заметила то, чего не было раньше, когда она еще не переехала в Назарет и часто видела храм. На фронтоне над бронзовыми воротами Никанора, там, где раньше свешивалась отлитая из золота кисть винограда, теперь расправила свои крылья золотая птица. Она уже слышала об этом от паломников, возвращавшихся из Иерусалима и рассказывавших с возмущением о святотатстве, совершенном царем, по приказу которого на стене храма поместили римского орла. Святыня была осквернена этим орлом.

Мириам посмотрела на птицу и невольно опустила голову. Воспитанная в доме священника, она знала, что Закон запрещает изображение живых существ. «Если этого требует Закон, — думала Мириам, — то, видимо, этого хочет Всевышний. Если кто‑то противится Его воле, это вызывает гнев. Он не желает, чтобы Его путали с сотворенными Им существами. В таком случае, кем будет Тот, Кто был чудесным образом зачат? Родится ли он обыкновенно, как человек? Будет ли Он обычным ребенком, живущим среди детей и среди животных, или же существом таинственным, отдаленным от всего, что живет на свете? Кем Он будет? Раз Он должен быть моим сыном, то, пожалуй, Он будет человеком».

Мириам быстро побежала вниз по склону, чтобы избавиться от этих мыслей, она не хотела их. Она во всем желала подчиняться воле Всевышнего. По дну ущелья сочился почти полностью пересохший ручей. Его можно было переступить в любом месте, не замочив ноги. Со дна ущелья храма не было видно.

Затем она миновала ворота. Проходя через Верхний Город, она шла под зубчатыми стенами дворца Ирода, над которыми возвышались башни, носящие имена Фазаила, убитого брата царя, и Мариамны — убитой жены Ирода. Мириам ни на миг не задержалась в городских стенах. Она прошла сквозь Иерусалим и вышла через ворота возле Змеиного пруда.

Перед ней снова открывались горы. Те, которые она видела сейчас, ей были знакомы хорошо, — столько раз в жизни она на них смотрела! С каждым шагом она шла быстрее. Взошла на гребень скалы, по вершине которой пролегала дорога в Хеврон, затем сразу свернула в зеленый овраг.

Ее сердце сильно забилось. Ноги сами ускоряли ход. Здесь она узнавала каждое деревце. День уже стал клониться к вечеру, но пора была еще достаточно ранней и солнце сохраняло свой жар. Длинные тени ложились под ноги спешащей девушке. Она уже почти бежала. Временами ей не хватало дыхания. Наконец среди зелени замаячил своей белизной дом, бывший многие годы ее домом.

Мириам подбежала к калитке и толкнула ее так сильно, что даже ударила ею о стену. Тропинка вела между грядками. Неожиданно до нее донесся голос, который позвал ее по имени: «Мириам!» Она узнала, кто ее зовет, и побежала в ту сторону. Она увидела Елизавету. Старая женщина тоже спешила, хотя ей это было нелегко. Она тоже с нетерпением ожидала мгновения встречи.

Они уже шли навстречу друг к другу, широко раскинув руки. Мириам уже хотела броситься на шею своей тетке, как вдруг пожилая женщина остановилась. Она неловко наклонилась, почти присела в смиренном поклоне. Мириам остановилась в растерянности. Ей показалось, что Елизавета не узнала ее, что она приняла ее за кого‑то совсем другого.

— Елизавета, — обратилась к ней Мириам, — это ведь я.

— Мне выпало огромное счастье, что мать моего Господа пришла в мой дом, — сказала женщина, низко поклонившись.

Ее руки хотели обнять ноги Мириам, но Мириам подняла Елизавету и прижала ее к груди.

— Что ты такое говоришь? — спросила она дрожавшим от волнения голосом.

— Ты счастливейшая из женщин, ибо ты поверила…

У Мириам перехватило дыхание. Да, это было отчетливое и ошеломляющее подтверждение — она не поддалась иллюзиям и ей не приснилось то, что произошло. Она прижала руки к груди, которую переполняла радость. Он есть — есть на самом деле! Исполнилось то, чего ждали веками. И это ей, ей дано такое счастье!