Фрэнсис Фицджеральд - Новые мелодии печальных оркестров

— Миссис Хемпл…

Луэлла, удивленная ее появлением, поспешно обернулась.

— Да?

— Можно с вами поговорить? — У горничной не хватило выучки, чтобы скрыть страх. — Мистер Хемпл — ему плохо! Он недавно пошел в кухню и стал выбрасывать из ледника продукты, а сейчас он у себя — плачет и поет…

И вдруг Луэлла услышала его голос.

У Чарльза Хемпла не выдержали нервы. Двадцать лет почти непрерывного напряженного труда, а с недавних пор и тяжелая обстановка дома — такую ношу он снести не смог. В его великолепно продуманной и отлаженной карьере отношения с женой оказались слабой точкой; он знал о безграничном себялюбии Луэллы, но таков один из бесчисленных изъянов человеческих взаимоотношений: женское себялюбие неотразимо притягательно для многих мужчин. Себялюбие Луэллы существовало бок о бок с ее детской красотой, и Чарльз Хемпл начал винить себя в раздорах, ответственность за которые явно лежала на жене. Это была нездоровая позиция, и от постоянных самообвинений его разум поддался болезни.

После первой встряски и недолгой вспышки жалости Луэллу охватило раздражение. Будучи справедливым человеком, она не могла использовать нездоровье Чарльза, чтобы взять над ним верх. Вопрос о ее свободе откладывался до тех пор, пока муж не встанет на ноги. Именно тогда, когда Луэлла рассчитывала сложить с себя обязанности жены, ей пришлось стать еще и нянькой. Сидя у постели мужа, она слышала, как он говорил о ней в бреду: о днях их помолвки, о том, как друзья предупреждали, что он совершает ошибку, о счастливых первых месяцах брака, о появившейся трещине в их отношениях и о его беспокойстве. Прежде она не сознавала, насколько отчетливо Чарльз понимает происходящее: в разговорах он этого не выдавал.

— Луэлла! — Он неуверенно приподнимался в постели. — Луэлла! Где ты?

— Здесь, Чарльз, рядом. — Она старалась говорить мягким, веселым тоном.

— Если хочешь уйти, Луэлла, то лучше уходи. Похоже, я для тебя недостаточно хороший муж.

Она успокаивала его, заверяя в обратном.

— Я все обдумал, Луэлла, и понял, что не могу губить ради тебя свое здоровье… — Потом он шептал быстро и страстно: — Не уходи, Луэлла, бога ради, не уходи, не оставляй меня! Обещай, что не уйдешь! Я буду делать все, что ты потребуешь, только не уходи.

Больше всего ей досаждали его униженные мольбы; Чарльз был человеком сдержанным, и она до сих пор не догадывалась о силе его привязанности.

— Меня не будет всего минуту. Это доктор Мун, Чарльз, твой друг. Пришел тебя проведать — помнишь? И хочет перед уходом со мной переговорить.

— Ты вернешься? — волновался он.

— Скоро-скоро. Ну все… лежи спокойно.

Приподняв голову Чарльза, Луэлла взбила подушку. Завтра должна была явиться новая опытная сиделка.

Доктор Мун ждал в гостиной; при дневном свете было еще заметней, что костюм его поношен и залоснился. Он был ей ужасно неприятен, поскольку она без всякого повода вообразила, будто он виновен в ее несчастье. Но отказаться от разговора Луэлла не могла: доктор проявил исключительный интерес и сочувствие. Она не попросила его проконсультироваться со специалистами, хотя… если врач так обносился…

— Миссис Хемпл. — Доктор шагнул вперед, протягивая руку; Луэлла тревожно ее коснулась. — У вас цветущий вид.

— Я здорова, спасибо.

— Поздравляю, вы отлично справились с ситуацией.

— Я вовсе не справлялась с ситуацией. Я просто делала то, что полагается…

— То-то и оно.

Терпение Луэллы подходило к концу.

— Я делала то, что полагается, и ничего сверх того, — продолжила она. — Причем без особого желания.

Внезапно она опять разоткровенничалась с доктором, как в тот несчастный вечер, — понимая, что обращается к нему, словно к близкому человеку, все же не могла остановить поток слов.

— Домашние дела не ладятся, — с горечью начала она. — Слуг пришлось рассчитать, теперь наняла женщину на дневное время. Сын простудился. Выяснилось, что няня не справляется со своими обязанностями, вокруг сущий кошмар!

— Не могли бы вы сказать, как именно выяснилось, что няня не справляется со своими обязанностями?

— Когда приходится присматривать за домом, волей-неволей делаешь всяческие досадные открытия.

Доктор кивнул, глаза на усталом лице изучали дальние углы комнаты.

— Я несколько обнадежен, — медленно произнес он. — Я уже говорил, что ничего не обещаю. Просто делаю все, что могу.

Луэлла удивленно вскинула брови.

— О чем это вы? Вы для меня ничего не сделали… ровным счетом ничего!

— Ничего особенного — пока, — вялым тоном промолвил доктор. — На все требуется время, миссис Хемпл.

Произнесенные сухо и монотонно, эти слова не показались обидными, и все же Луэлла чувствовала, что гость зашел слишком далеко. Она встала.

— Такого рода люди, как вы, встречались мне раньше, — сказала она холодно. — По какой-то непонятной причине вы, похоже, вообразили себя «старинным другом семейства». Но я не завязываю дружбу так скоро и не давала вам права на подобную… — Она хотела сказать «развязность», но что-то ее удержало. — Подобную фамильярность.

Когда за доктором закрылась дверь, Луэлла пошла в кухню узнать, поняла ли прислуга, что нужно приготовить три разных обеда: для Чарльза, для ребенка и для нее самой. Трудно обходиться одной прислугой в доме, когда дела так запутаны. Нужно бы позвонить в другое агентство по найму — у этих, похоже, уже кончается терпение.

К своему удивлению, она застала кухарку сидящей за кухонным столом в пальто и шляпе и читающей газету.

— Что такое? — Луэлла пыталась вспомнить фамилию. — В чем дело, миссис…

— Меня зовут миссис Дански.

— В чем дело?

— Боюсь, я не смогу вам угодить. Я самая обычная кухарка, готовить для больных не обучена.

— Но я на вас рассчитывала.

— Мне очень жаль. — Миссис Дански упрямо помотала головой. — Мне нужно о собственном здоровье думать. Когда я устраивалась, они не сказали, что это за работа. А когда вы велели прибраться в комнате вашего мужа, я поняла: мне это не по силам.

— Не нужно нигде прибираться, — в отчаянии проговорила Луэлла. — Будьте добры остаться до завтра, а там я найму кого-нибудь еще.

Миссис Дански вежливо улыбнулась.

— У меня тоже дети есть, мне о них нужно думать.

Луэлла уже собиралась предложить ей больше денег, но не выдержала и сорвалась:

— Ну и эгоизм, в жизни ничего подобного не слышала! Бросить меня в такое трудное время! Дура старая!

— Извольте заплатить мне за отработанное время, и я пошла, — хладнокровно отозвалась миссис Дански.

— Ни цента не получите, если не останетесь!

Луэлла тут же раскаялась в своих словах, но гордость не позволяла взять их обратно.