Александр Ванярх - Перестройка

Вечерело. Солнце, скрывшееся за горами, еще освещало юго-западную сторону неба, но в поселке уже зажигались огни.

На посадочной площадке бродило несколько человек. По станции толкал вагоны маневровый, да изредка из громкоговорителя неслось: «На первую, на первую толкай цистерны, Серега, и шевелись побыстрее, товарняк идет». Или: «Ивлев, зайди в пожарную, телефон разрывается!»

Настя, сбавив шаг, спокойно вышла на платформу и посмотрела вдоль рельсов.

— На Красноярск здесь будет? — спросила она пожилую женщину.

— А то где же, тут она и бывает, деточка, тут-тут, вот кабы не опоздала.

Но электричка прибыла вовремя. Загромыхав сцепками, она завизжала колесами, остановилась и, тут же, отпустив тормоза, медленно, еле заметно покатилась под уклон. Пассажиры быстро вышли, и так же быстро вошли в вагоны. «Осторожно, двери закрываются, следующая станция..., — прохрипели динамики, и электричка, набирая скорость, понеслась в темноту.

Дома никого не было. Настя сняла туфли, прошла на кухню и увидела листок бумаги на столе. Взяла. Болела голова, рябило в глазах, но она все, же прочитала: «Меня не ищите, вернусь сам... если вернусь. Виктор». Тошнота подступала к горлу, становилось трудно дышать, Настя подошла к телефону и медленно набрала цифры «03».

«Скорая? Тетенька, мне плохо, я упала, ударилась головой, одна я в квартире, взрослая я, мне скоро восемнадцать».

«Скорая» приехала быстро, врач, пожилой мужчина, и молоденькая медсестра осмотрели девушку.

— М-да, — что-то тут не так, — сказал врач, — кто обрабатывал рану?

— На вокзале, в медпункте, я на переходе упала, спешила очень.

— В общем, девочка, мы вас увозим в больницу. Повыключайте все в квартире, напишите записку. Вы будете в первой травматологической больнице и будете там долго. А взрослые где: мать, отец?

— Погибли они, а старший брат уехал в командировку.

— Понятно, но оставаться тут вам нельзя, нужен специальный уход. А насчет того, упали вы или кто-то вас ударил тупым предметом по голове — это уже вам решать!

Настя написала записку, выключила газ, вывернула пробку на электрощитке и, закрыв комнату, спустилась вниз. Водитель завел «Рафик», и они понеслись по ночному Красноярску. Рядом с Настей сидела медсестра.

— Мне кажется, я тебя видела в медучилище.

— Да, я там учусь, перешла на четвертый курс, а вы?

— А я вот только закончила, в сорок второй группе была.

— В фельдшерской?

— Да, и кто же тебя так?

— Упала я, шла, споткнулась и упала.

— Да ладно, упала так упала, кто же тебя проведывать будет, если никого нет? Можно, я приду? Мы сутки дежурим, двое — дома, делать нечего.

— Приходите.

Глава двадцать четвертая

На следующий день около одиннадцати Андрей приехал из гаража на «тойоте». Вычищенная, выскобленная машина, с красивым двухосным прицепом, сияла. Еще бы! С ней уже давно так не обращались. Стояла она понуро в гараже, скучно коротая дни, недели, месяцы. А сейчас ее снова готовили в дальнюю дорогу.

Андрей проверил все крепления, смазал основные узлы, долил масла в двигатель, переставил «крест накрест» колеса, обкатал в гараже двигатель, обслужил прицеп, налил в банку запасного масла, просмотрел тормоза, сложил инструмент, даже походный вулканизатор не забыл взять. Выехал из гаража, на мойке помыл автофургон, заправил «под завязку» бак соляркой, налил две канистры «на всякий случай» (летом с дизтопливом не разгонишься) и только потом приехал к дому.

— Ну, мамка, я готов, можем отправляться. Пока в Рамони заберем Силиных, будет час дня, а туда ехать не меньше десяти часов, ночью там будем.

— Оксана куда-то делась, помогла мне дотащить лекарства, сказала: сейчас приду, — и вот уже двадцать минут нет.

— Как с медикаментами? Шприцы, ампулы, таблетки, бинты?

— Андрей, уж мы не на крайний север едем, а всего-навсего в Ростовскую область, там, небось, и больницы, и аптеки — все есть.

— Ага, разгонись: «все есть». Ничего там нет! Вот мы и восстанавливать будем. Мы — переселенцы!

— Ну да, какие там переселенцы, мы просто поможем Петру с Павлом.

— Посмотрим, по мне так если понравится, и остаться можно, «на всю оставшуюся жизнь».

— А как же полиция, работа? А вот и Оксана идет!

Дверь, действительно, распахнулась, и в тесный непроходимый коридор ввалилось сразу четверо. Оксана впереди.

— Вот, знакомьтесь, рабсилу привела: Сережа, Оля и Поля.

— Девочки, а вас мама, папа отпустили? — спросила Оксана. А дочь, улучив момент, шепнула матери на ухо:

— Они из интерната: нет у них ни папы, ни мамы.

— Я предлагаю срочно грузиться, а по дороге перекусим уже все вместе, где-нибудь часа в два. Идет?

Оля и Поля были, как матрешки, — обе круглолицые, сероглазые, белокурые, с маленькими носиками и ротиками. Зато Сергей вымахал под метр девяносто, ручищи — огромные кувалды, ноги в босоножках — неопределенного размера. Лицо неправильной, чуть продолговатой, формы, скуластое, волевой квадратный подбородок, прямой и острый нос, губы нормальной формы, глаза карие, брови и волосы черные.

Как ни старались, а выехали только через час. Ровно в двенадцать, присев на дорогу, вышли вереницей из подъезда, попросив соседку Раю посмотреть за квартирой, а та, узнав, куда едут Исаевы, чуть не прослезилась: оказалось, что родом она тоже прямо из Голодаевки.

— Вот, прожили столько лет и не знали, — сокрушалась Оксана.

Заработал двигатель и «тойота» плавно покатилась в сторону Чернавского моста. Осталось позади Воронежское водохранилище, громадный жилой массив — Левый берег, станция техобслуживание, пост ГАИ и, наконец, выехали на Ростовскую трассу.

У Рамони, не доезжая до поста ГАИ, увидели серую «волгу».

— Смотрите, Силины стоят!

Остановились, обменялись взаимными приветствиями и двинулись дальше. Впереди — «тойота» с прицепом, за ней — «волга», так же с прицепом.

— Зачем они свой прицеп зацепили? — спросила Оксана Ивановна.

— Это я вчера Силину сказал: на работу едем. Он еще две палатки взял.

— А наши? У нас же тоже две есть.

— Я и свои взял, по-моему, все взяли, а как, Поля и Оля, работать не боитесь?

— Чего нам бояться, мы из деревни.

— Какой секрет, мы на свою родину и едем.

— Ну да? Вот тебе и медсестры свои, а где же вы там жили?

— Недалеко от Родионово-Несветаевки, хутор был — Ротэ-Фанэ, что переводится как — «Красное Знамя».

— Так вы что, немки?

— Какие там немки, нам до немок далеко, но что-то фашистское в нас есть, — сказала одна из близнят.

Они до такой степени походили друг на друга, что не отличить.

— И что же в вас фашистское? — донимал Андрей.

— Я, например, люблю кур резать — это для меня лучшее удовольствие, — сказала вторая девочка.