Эдгар По - Бойся Кошек

— Как индианка… — пробормотал Хэтчисон, после чего мы продолжили нашу прогулку по крепостной стене.

Время от времени заглядывая через край парапета, мы заметили, что кошка по-прежнему неотступно следует за нами, идя как бы параллельным курсом. Поначалу она то и дело возвращалась назад к котенку, но когда расстояние между нами стало слишком уж большим, взяла его в зубы и так продолжала свое шествие. Правда, спустя некоторое время мы увидели, что она снова одна — видимо, спрятала труп где-нибудь в укромном месте. Эта настойчивость кошки лишь усилила тревогу Амелии, которая еще пару раз ненавязчиво повторила свое предупреждение. Американец же продолжал отшучиваться, но, заметив, что женщина не на шутку встревожена, сказал:

— Мадам, повторяю, не стоит преувеличивать опасность этой зверушки. Ну что вы, в самом деле. И потом, я достаточно бдителен и даже вооружен. — Он улыбнулся и похлопал себя по кобуре небольшого пистолета, укрепленной на поясе под рубашкой. — Чтобы покончить с вашими беспокойствами, я просто подстрелю эту драную кошку, которой вздумалось раздражать благородных дам, хотя и рискую оказаться в полиции за ношение оружия без специального разрешения.

С этими словами он посмотрел вниз и кошка, заметив его, с негромким урчанием скрылась в зарослях высоких цветов.

— Ручаюсь, — продолжал Хэтчисон, — что у этой зверюги достаточно хорошо развито чувство самосохранения. Полагаю, больше мы ее не увидим. Сейчас вернется к своему котенку и устроит ему персональную панихиду.

Амелии не хотелось продолжать этот разговор, и Хэтчисон, видимо, из сочувствия к ней, также отказался от прежнего намерения пристрелить кошку.

Недолго посовещавшись, мы отошли от стены и направились к деревянному мосту, соединявшему Бург с пятиугольным зданием Башни пыток. Проходя по нему, мы, однако, обнаружили, что кошка продолжает следовать за нами по земле. При виде нас к ней будто вернулась прежняя свирепость и она еще раз попыталась было, отчаянным прыжком заскочить на стену. Хэтчисон не смог удержаться от смеха.

— Ну, прощай, старушка! Извини, что попортил тебе нервы. Впрочем, время — лучший лекарь. Будь здорова!

Заканчивая долгую прогулку по прекрасному ансамблю готической архитектуры, мы почти забыли про неприятный утренний инцидент. Раскидистые и благоухающие в своем цветении лимонные деревья, шелест листвы и дивная красота простиравшегося перед нами ландшафта почти стерли из памяти досадный случай с котенком.

В тот день мы оказались единственными посетителями Башни пыток и эта малолюдность была нам явно на руку, поскольку предоставляла практически неограниченные возможности и время, чтобы тщательно изучить каждый экспонат. Да и старый служитель Башни, чувствовалось, несколько оживился, увидев в нас единственных в этот час поставщиков чаевых. Естественно, он был готов выполнить любую нашу просьбу.

Башня пыток и вправду была мрачным местом, даже несмотря на то, что тысячи посетителей неизбежно привносили в ее атмосферу оттенок живого веселья и робости. Когда мы входили внутрь, строение буквально излучало волны гнетущего недружелюбия, и мне даже показалось, что страшная история башни словно впиталась в осевшую на ее стенах вековую пыль.

Сначала мы осмотрели нижнюю часть помещения. Некогда она утопала в почти непроглядном мраке, да и сейчас солнечный свет, проникавший в нее через распахнутые настежь двери, как бы растворялся в толще стен, чуть оттеняя их грубую каменную кладку. Глубокие борозды и царапины на стенах, будь они живыми, наверняка смогли бы поведать о многих совершенных здесь тайных злодеяниях и человеческой боли. Чадящее пламя длинной свечи на стене уже начинало действовать нам на нервы, и потому мы откровенно обрадовались, когда служитель проводил нас по деревянной лестнице к выходу на залитую солнцем площадку.

Едва миновав перекидной мост, связывающий обе части башни, Амелия неожиданно резко прижалась ко мне. Страх ее был вполне обоснован, поскольку очередное строение казалось еще более зловещим, чем предыдущее. Света здесь, правда, было побольше — ровно настолько, чтобы разглядеть угрюмое обрамление окружавших нас стен. Создатели башни как бы намекали на то, что лишь им, каменщикам, работавшим наверху, были доступны радости яркого солнечного света и окружавшей их панорамы. Еще снизу мы заметили, что в стенах были прорублены оконца, очень маленькие, глубоко утопленные в толщу камня, но все же это было хоть какое-то подобие окон, тогда как остальным помещениям приходилось довольствоваться лишь крохотными отверстиями не шире бойниц. Некоторые из них были расположены так высоко над полом, что, даже подняв головы, мы могли разглядеть через них лишь крохотные кусочки неба.

В нишах стояли беспорядочно прислоненные к стенам всевозможные мечи, палаши, сабли и другое оружие с широкими лезвиями и острыми краями. Неподалеку расположились несколько деревянных колод, на которых некогда рубили головы; в ряде мест дерево было испещрено глубокими бороздами с неровными, потрескавшимися от времени краями — здесь топор палача, пронзив плоть жертвы, впивался в толщу колоды. По кругу на стенах в неуловимом для неискушенного глаза порядке висели несчетные орудия пыток, один вид которых никого не мог оставить равнодушным. Цепи, обросшие тонкими иглами, от прикосновения которых все тело пронизывала резкая, жгучая, как удар бича, боль, канаты с тугими узлами, на первый взгляд совсем не страшные, но оставлявшие после нескольких ударов на теле узника кровоточащие раны шириной с ладонь. Бесчисленные «пояса», «башмаки», «перчатки», которые по воле истязателей могли вдвое уменьшаться в размерах; плетеные железные шлемы, стискивавшие человеческую голову и превращавшие ее в сплошное кровавое месиво; крюки и ножи с длинными рукоятками — обычный инструментарий тогдашних стражей порядка.

Увидев эти и многие другие орудия пыток, Амелия оказалась чуть ли не на грани обморока. В какое-то мгновение, видимо, почувствовав головокружение, она присела на один из «стульев пыток», но затем, сообразив, резко вскочила с него, тут же сбросив с себя остатки предобморочного состояния. Мы оба сделали вид, что она лишь побоялась испачкать платье, а Хэтчисон в подтверждение этой версии добродушно рассмеялся.

Однако центральным объектом этого сосредоточения ужасов был, несомненно, особый механизм, известный под названием «Железная дева», который располагался в самом центре помещения. У нее было грубое, похожее на колокол металлическое «туловище» — оно лишь отдаленно напоминало женскую фигуру и, пожалуй, только фантазия автора, ее создавшего и отлившего спереди некое подобие человеческого лица, оправдывало название этого монстра. Снаружи проржавевшее покрытие «Девы» облепил толстый слой пыли, а в середине корпуса, примерно на уровне талии, располагалось большое кольцо, через которое была продета веревка, одним концом закрепленная за впаянный в стену крюк.