Эдгар По - Бойся Кошек

Кошка, казалось, уже немного пообвыкла и отреагировала на музыку лишь едва уловимым движением тела, однако затем, по мере ускорения темпа, при первом энергичном аккорде, символизировавшем начало основных тактов фуги, у нее на морде появилось странно-возбужденное, почти экстатическое выражение. Внезапно уши, которые доселе стояли торчком, стали словно обмякать, верхние веки поползли вниз, голова начала заваливаться набок, причем Луиза готова была поклясться, что животное весьма одобрительно реагирует на ее исполнительское мастерство.

Выражение, увиденное ею на морде кошки (во всяком случае, ей казалось, что она его увидела), очень смахивало на то, что появлялось на лицах людей, внимательно слушающих музыку. Когда мелодичные звуки целиком захватывают их, подчиняя себе все их естество, на лицах появляется то особенное, очень легко различимое выражение, которое невозможно ни с чем спутать, так же, как улыбку. Сейчас Луиза была уверена, что и на морде кошки появилось точно такое же выражение, которое ей так и хотелось назвать «выражением лица».

Закончив одно произведение, она перешла к следующему, все так же неотрывно глядя на кошку. К концу игры, когда музыка смолкла, у женщины не оставалось никаких сомнений в том, что животное действительно слушало внимательно. Кошка дернула веками, чуть пошевелилась, вытянула лапу, затем заняла более удобную позу, скользнула взглядом по комнате и явно выжидательно остановила его на фигуре Луизы. Точь-в-точь поза выжидающего завсегдатая концертов, когда музыка ненадолго прерывается между двумя частями симфонии. Поведение кошки было настолько похожим на реакцию людей, что Луиза невольно поежилась.

— Ну, что, нравится? — спросила она. — Так ты, оказывается, любишь Баха?

Проговорив это, она невольно улыбнулась, хотя едва ли могла с полным основанием утверждать, что сейчас ей действительно было смешно.

Ну, ладно, подумала женщина, пора продолжать программу. Что у нас следующее? «Карнавал»? Едва из инструмента полились первые звуки, как кошка резко выпрямилась, неподвижно застыла, словно окаменела, определенно наслаждаясь нежными аккордами, затем погрузилась в мягкое, бархатное состояние блаженства, очень похожее на умиротворенный сон. Нет, в самом деле, картина получалась довольно забавная и даже в чем-то смешная — серебристо-серая кошка сидит на диване, целиком погрузившись в дивные звуки музыки. При этом Луиза поймала себя на мысли о том, что музыка, оказавшая столь магическое воздействие на кошку, относилась к числу довольно сложных и трудных для восприятия подавляющего большинства людей, не говоря уже о животных.

А вдруг, пронеслось в мозгу Луизы, она отнюдь не восхищается и не наслаждается моим исполнением? Может быть, это просто своего рода гипнотическая реакция, вроде тех, которые встречаются у змей? Ведь в самом деле, если факирам удается очаровать музыкой змей, почему нельзя добиться такого же результата с кошками? С другой стороны, масса кошек ежедневно слушает всякую ерунду по радио и из проигрывателей, но при этом они ведут себя самым что ни на есть естественным образом. Почему эта-то ведет себя так, будто впитывает, поглощает чуть ли не каждый звук? Да, с подобным Луизе прежде встречаться еще не приходилось.

Хотя, если разобраться, разве это не великолепно? Ну, разумеется. Если только она не впадает в ошибку, то ей суждено стать свидетелем чего-то подобного чуду, тому самому волшебству, которое происходит с животными не чаще, чем раз в сто лет.

— Похоже, тебе это определенно пришлось по вкусу, — проговорила Луиза, закончив очередную пьесу. — Прошу меня извинить за то, что сегодня я была не особенно в ударе. А кстати, что тебе больше понравилось — Бах или Шуман?

Кошка не ответила, а потому Луиза, опасаясь, что потеряет столь внимательного слушателя, приступила к исполнению нового произведения. Следующим шел Лист — второй сонет Петрарки.

Именно тогда произошло самое необычное. Едва она сыграла пару-тройку аккордов, как усы кошки нервно задергались; она медленно, тягуче выгнула спину, голова ее завалилась на бок, потом переместилась на другой, ее мрачновато-сосредоточенный взгляд устремился в пространство, всем своим видом словно бы говоря: «Подождите-ка, что это? Нет-нет, не говорите, я и сама знаю, прекрасно знаю, вот только никак не могу вспомнить». Луиза была потрясена и, чуть приоткрыв рот в улыбке, продолжала играть, чуть ли не сгорая от нетерпения узнать, что же, черт побери, произойдет дальше.

Наконец, кошка встала, подошла к самому краю дивана, опять присела, еще немного послушала, после чего неслышно соскользнула на пол и тут же заскочила на краешек стульчика рядом с Луизой. В таком положении она просидела все то время, что звучал прелестный сонет, причем вид у нее на сей раз был отнюдь не сонный, а скорее даже напряженный, а глаза были неотрывно устремлены на пальцы женщины.

— Вот как! — воскликнула Луиза, когда прозвучал последний аккорд. — Значит, тебе захотелось посидеть со мной рядом? Тебе так больше нравится вместо того, чтобы лежать на диване? Хорошо, так и быть, оставайся, только сиди тихо и не прыгай с места на место. — Женщина опустила руку и нежно погладила кошку по спине, пройдясь ладонью от головы до самого хвоста. — Ты только что слушала Листа, — добавила женщина. — Знаешь, местами он бывает несколько вульгарен, но в таких произведениях, как это, — просто очарователен.

Ей уже начинала нравиться эта безмолвная кошачья пантомима, и потому она трепетно приступила к следующему номеру программы, где значились «Детские сцены» Шумана.

Не сыграв еще и пары минут, Луиза с изумлением заметила, что кошка вдруг нервозно зашевелилась, после чего резко спрыгнула на пол и через секунду снова оказалась на своем прежнем месте на диване. Женщина играла сосредоточенно, а потому поначалу даже не заметила исчезновения животного; кроме того, двигалось оно очень проворно и практически бесшумно. Кошка по-прежнему слушала музыку, все так же смотрела на пальцы пианистки, однако Луизе показалось, что на сей раз в позе серебристой твари уже не было прежней восторженной зачарованности, которая наблюдалась во время пьесы Листа. Кроме того, сам по себе факт ухода со стульчика на диван, каким бы мягким и незаметным он ни был, красноречиво свидетельствовал о ее явном разочаровании.

— Ну, в чем дело? — спросила Луиза, закончив произведение. — Чем тебе Шуман-то не понравился? И что такого особенно ты нашла в Листе?

Кошка неотрывно смотрела на нее своими желтоватыми глазами, прямо по центру которых тянулись узенькие, черные, как смоль, вертикальные полоски зрачков.

Да, интересная картина получается, подумала женщина. Однако, взглянув на кошку, которая с явным ожиданием во взоре и во всей позе продолжала напряженно сидеть на диване, она быстро приняла решение.