Эмиль Золя - Истина

На этотъ разъ слова Горгія до того взволновали толпу, что она разразилась громкими криками негодованія. Эти крики все усиливались, раздаваясь по всей площади, точно шумъ громадной волны, которая угрожала обрушиться на жалкаго грѣшника, все еще стоявшаго около рѣшетки. Эти крики оскорбляли его, какъ удары: «Смерть убійцѣ! Смерть гнусному злодѣю! Смерть за смерть! Пусть погибнетъ истребитель дѣтей!» Маркъ понялъ ту опасность, которая грозила этому человѣку: толпа требовала немедленнаго наказанія! Онъ испугался, что этотъ праздникъ мира и всеобщей солидарности обагрится кровью возмездія, и несчастный преступникъ будетъ растерзанъ у него на глазахъ. Онъ бросился впередъ, чтобы стащить Горгія съ рѣшетки; но тотъ не поддавался, не замѣчая опасности, увлеченный своею рѣчью, которую еще не кончилъ. Наконецъ, при помощи нѣсколькихъ здоровыхъ рукъ, ему удалось утащить его въ садъ и запереть за нимъ ворота. Еще минута промедленія — и все было бы кончено, потому что народная волна прибывала, охваченная негодованіемъ, и крѣпкія желѣзныя ворота скрипѣли подъ натискомъ толпы. Горгій, однако, не унимался; когда его внесли въ садъ, онъ вырвался изъ рукъ своихъ спасителей и опять подбѣжалъ къ рѣшеткѣ, но уже со стороны сада, и снова началъ кричать въ лицо народа, который вплотную подошелъ къ рѣшеткѣ. Онъ продолжалъ издѣваться надъ своими сообщниками, призывая на нихъ гнѣвъ Божій; онъ повторялъ, что они одни виноваты въ его преступленіи. «А вы, жалкіе звѣри! — кричалъ онъ толпѣ,- развѣ вы понимаете мои страданія! Вы всѣ угодите въ адъ, потому что оскорбляете меня, слугу церкви, пострадавшаго за чужіе грѣхи, но искупившаго свою вину». Народъ заглушалъ его слова дикимъ ревомъ; каменья начали летать по направленію сада, и рѣшетка, вѣроятно, не сдержала бы натиска возмущенной толпы, жаждавшей расправы съ этимъ злодѣемъ, еслибы Маркъ и его друзья не оттащили его опять отъ рѣшетки и не увели во дворъ, позади дома; оттуда, черезъ маленькую калитку, его вытолкали въ узенькій переулокъ, который вывелъ несчастнаго за городъ.

Растревоженная толпа, однако, не сразу успокоилась и продолжала грозно шумѣть, поминая имя преступника; слишкомъ неожиданны были тѣ ужасныя признанія, которыя сорвались съ устъ этого жалкаго бродяги. Но вскорѣ свирѣпые крики о мщеніи смѣнились другими, радостными, восторженными криками привѣта. Сперва они доносились лишь издалека, потомъ все ближе и ближе, наростая и вспыхивая внезапными переливами. Толпа, стоявшая на площади, прислушивалась къ этимъ крикамъ и вскорѣ присоединилась къ нимъ, замѣтивъ вдали широкой аллеи приближающійся экипажъ въ облакѣ золотистой пыли. Симонъ, встрѣченный на станціи мэромъ и делегаціею отъ муниципальнаго совѣта, ѣхалъ въ просторномъ ландо вмѣстѣ съ братомъ, а напротивъ нихъ сидѣли Дельбо и мэръ Леонъ Савенъ. Экипажъ лишь тихонько могъ пробираться сквозь сплошную массу народа, и отовсюду раздавались самыя горячія, восторженныя оваціи. На площади народъ, только что выслушавшій признанія брата Горгія, еще съ большимъ энтузіазмомъ привѣтствовалъ невиннаго страдальца, столько лѣтъ искупавшаго чужую вину. Женщины плакали и поднимали на рукахъ дѣтей, чтобы показать имъ героя-мученика. Народъ бросился отпрягать лошадей, и коляску довезли съ тріумфомъ до воротъ сотни рабочихъ рукъ. Изъ оконъ, съ балконовъ, отовсюду летѣли яркіе цвѣты и засыпали экипажъ; развѣвались флаги, платки; красивая молодая дѣвушка ступила на подножку коляски и стояла тамъ, какъ статуя юности, сіяющая красотою. Слова любви, слова привѣта носились въ воздухѣ, долетали со всѣхъ сторонъ, осыпая лаской героя народнаго торжества. Никогда еще толпой не овладѣвало такое радостное волненіе; всѣ присутствующіе, какъ мѣстные жители, такъ и пришедшіе издалека, всѣмъ существомъ ощущали великій восторгъ, выражая свое полное раскаяніе за ту ошибку, которая чуть не сгубила жизнь невиннаго человѣка. Слава этому страдальцу! Слава мученику, который пострадалъ за поруганную справедливость! Его торжество есть торжество истины, которая наконецъ возсіяла въ полномъ блескѣ, побѣдивъ невѣжество и мракъ суевѣрій. Слава учителю, пораженному при исполненіи своего долга, павшему жертвою своихъ усилій въ стремленіи къ свѣту; онъ заплатилъ тяжелыми страданіями за каждую крупицу знанія, которую преподавалъ малымъ симъ.

Маркъ, изнемогая отъ волненія, слѣдилъ за приближающимся экипажемъ; ему вспомнился ужасный день ареста Симона, когда толпа провожала его оскорбительными криками; зато теперь она вся слилась въ одинъ братскій порывъ восторга. Тогда Симонъ, въ отвѣтъ на всѣ оскорбленія, кричалъ одно: «Я невиненъ! Я невиненъ!» И вотъ, наконецъ, послѣ столькихъ лѣтъ эта невинность возсіяла яркимъ свѣтомъ, и обновленное человѣчество, дѣти, внуки и правнуки его бывшихъ обвинителей искупали искреннею любовью и горячими рукоплесканіями слѣпую злобу своихъ дѣдовъ и отцовъ.

Наконецъ коляска остановилась у воротъ, и всѣ смотрѣли со слезами на глазахъ, какъ Симонъ вышелъ изъ экипажа, поддерживаемый братомъ Давидомъ, который выглядѣлъ еще довольно бодрымъ. Симонъ былъ уже почти тѣнью самого себя; лицо его, истомленное страданіемъ, носило печать духовной красоты и было окружено ореоломъ бѣлоснѣжныхъ волосъ. Онъ улыбкой поблагодарилъ Давида за его помощь, и оба брата, среди возобновившихся восторженныхъ привѣтствій, стояли рядомъ, соединенные общимъ геройскимъ страданіемъ. Затѣмъ изъ экипажа вышли Савенъ и Дельбо; Дельбо горячо привѣтствовали, какъ бывшаго мужественнаго защитника, который не побоялся бороться за истину, въ то время, когда ему за это чуть не угрожали смертью. Съ тѣхъ поръ онъ много работалъ на пользу будущаго разумнаго человѣчества. Маркъ вышелъ навстрѣчу Симону и Давиду, за которыми слѣдовалъ Дельбо, и всѣ четверо съ минуту остановились на порогѣ дома. Тогда восторгъ толпы достигъ высшихъ предѣловъ; радостные возгласы огласили всю площадь и разносились далеко по окрестностямъ. Народъ привѣтствовалъ трехъ героевъ-борцовъ и несчастнаго страдальца, котораго они освободили наконецъ отъ страшныхъ мученій и вернули въ родной городъ. Такое зрѣлище было поистинѣ величественное. Увидѣвъ Марка, Симонъ бросился ему на шею, и они оба невольно разрыдались.

— Благодарю тебя, вѣрный товарищъ, — шепталъ Симонъ. — Ты — мой второй братъ: ты спасъ мою честь и честь моихъ дѣтей.

— Дорогой другъ, — отвѣчалъ Маркъ, обнимая его, — я только помогалъ Давиду. Побѣдила одна лишь истина. Взгляни на этихъ дѣтей: они выросли въ разумныхъ понятіяхъ о справедливости.

Вся семья собралась здѣсь, въ саду; всѣ четыре поколѣнія ожидали возвращенія торжествующаго главы, послѣ столькихъ лѣтъ страданій. Его жена, Рахиль, и жена лучшаго друга и защитника, Женевьева, стояли рядомъ. За ними Жозефъ и Луиза, Сара и Себастіанъ съ дѣтьми: Франсуа и Терезой, у которыхъ была дочка Роза. Тутъ же находились и Климентъ съ Шарлоттой и дочкой Люсіенной. Всѣ плакали отъ умиленія и обмѣнивались горячими поцѣлуями. Внезапно раздалось чудное нѣжное пѣніе. Это пѣли ученики и ученицы школъ Жозефа и Луизы, привѣтствуя бывшаго наставника школы въ Мальбуа. Слова пѣсни были необыкновенно трогательны; въ нихъ звучала и нѣжность, и любовь, и надежда на лучшее будущее, когда исчезнутъ всѣ язвы общественной несправедливости. Пуслѣ окончанія пѣнія изъ группы учениковъ выступилъ мальчикъ и поднесъ Симону букетъ отъ школьниковъ.