Макс Фриш - Синяя борода

— Нет.

— Не помните ли вы каких-нибудь имен?

— Бывал там какой-то грек — одно время он даже жил у нее, студент, лысый такой, с черной бородой, он все заглядывал на кухню, но он не знал немецкого, и лицо у него всегда было такое серьезное. Мне его почему-то жалко было. Мне кажется, вся эта компания была неподходящей для него, вот он и заглядывал на кухню попить воды.

— Что еще вы можете сказать?

— Больше я и в самом деле ничего не могу сказать.

— На первом допросе вы, фрау Биккель, показали, что в ту субботу, когда фрау Розалинда была убита, лифт не работал...

— Это у нас случается.

— И господин Шаад поднялся по лестнице пешком.

— Ему ничего другого и не оставалось.

— В какое именно время это было?

— Между одиннадцатью и двенадцатью дня.

— Вы, значит, видели господина Шаада?

— Лифт часто выходит из строя: то дверь плохо открывается, то свет в кабине гаснет — спросите об этом моего мужа, он привратник.

— Ваш муж никого не видел.

— Потому что он работал в подвале.

— Когда вы ушли из дому, фрау Биккель?

— Вскоре после двенадцати.

— А когда ушел из дому господин Шаад?

— Этого я не знаю.

— Но ведь вы убирали на лестнице.

— Тем временем заработал лифт.

После того как господин Шаад, поднялся по лестнице, вы не слышали на четвертом этаже спора, так сказать, "громкого" разговора?

— Я убирала на втором этаже.

Вы ничего не слышали?

— Я всегда начинаю убирать сверху.

— Вы знали, что господин Шаад и фрау Розалинда раньше состояли в браке, или вы узнали об этом только от окружного прокурора?

— Я догадывалась об этом.

— Последний вопрос, фрау Биккель...

— Он никогда не приносил шампанского.

Почему вы в ту субботу вечером снова пришли на Хорнштрассе? На первом допросе вы сказали, что так было договорено...

— Иначе я и не пришла бы.

— О чем было договорено, фрау Биккель?

— Что я поглажу и помогу упаковать вещи.

— Фрау Розалинда собиралась уезжать?

Видно, так.

— Когда вы позвонили в полицию, фрау Биккель, вы были очень взволнованы, оно и понятно; на первом допросе вы не могли сказать, заперта была дверь в квар­тиру или нет...

— Мне кажется, она была заперта.

— Это означает, что преступник имел ключ от квартиры, а это очень важно, фрау Биккель

— Да.

— Вы, значит, считаете, что дверь была заперта?

— Я не знаю.

Бильярд — вот что помогает.

— Вполне возможно, что обвиняемый, как мы уже слышали, и мухи не обидит. К сожалению, речь в данном случае идет не о мухе...

Иной раз на помощь приходит судья:

— Господин прокурор, я протестую против подобно­го тона!

Когда играешь на бильярде один и промажешь, пауза иной раз затягивается; я стою у стола, натираю голубым мелком кий, изучаю расположение шаров и все натираю и натираю кий — ведь партнера, который нетерпеливо ждет, чтобы я прицелился и ударил, нет; я стою, мелю кий и слышу слова защитника:

— Значит, это верно, господин Шаад, что вы все-таки знали о прошлом этой женщины?

— Я любил ее.

— Я не об этом вас спрашиваю, господин Шаад.

— Я любил ее.

— Это вы уже говорили.

— Я любил ее.

— Значит, вы это знали: она вышла замуж в де­вятнадцать лет, потому что ее изнасиловал один офицер, капитан авиации. Ее отец был майором и кантональным советником. Брак был с самого начала неудачным. Пото­му-то она так скоро и завела роман. Это была ее первая любовь. Дело происходило в Сионе. Капитан авиации подал в суд, обвинив ее в прелюбодеянии; потом она училась в Берне.

— Один или два семестра.

— Что вам еще известно?

— Ей не хватало веры в себя.

— Не можете ли вы объяснить это точнее?

— Ее отец, майор, возлагал на нее надежды, которые она попросту не могла оправдать, и из-за этого Розалинда вообще потеряла веру в себя. Я думаю, она могла добиться успеха только как женщина, и ей это было необходимо для самоутверждения. Ее можно понять. Я знаю лишь, что в Берне она прожила три или четыре года с мужчиной, которого действительно любила. Он был певцом. Его имя я забыл.

— Здесь сказано: художник-график.

— График — ее второй муж. Певец был женат, много разъезжал, он лет на десять был старше Роза­линды.

— Что еще вы знали?

— Она не была нимфоманкой.

— Но время от времени ей необходимо было самоутверждаться как женщине, потому что ее отец, майор, служивший в Сионе, возлагал на нее другие надежды, и все это вы можете понять, господин доктор Шаад...

— Да.

— Это верно, что у вас, господин Шаад, была связь с Розалиндой, когда она еще была замужем за графиком?

— Да.

— Это было в Берне?

— Да.

— А вы с женой жили в Цюрихе?

— Да.

— Известно ли вам, как воспринял в свое время бернский график известие о ее связи, я имею в виду — о связи с вами?

— Я думаю, это было ударом для него.

— Розалинда рассказывала вам об этом?

— Да, в общих словах.

— Что вы знали конкретно?

— Она не была нимфоманкой...

— Это вы уже говорили.

— Она по натуре "товарищ.

— И потому вы в шестой раз женились.

— Это верно.

— А позднее, господин доктор Шаад, уже будучи мужем Розалинды, когда однажды утром за завтраком вы пожелали узнать, что, собственно, происходит с ней последние полгода, как вы восприняли ее сообщение, господин доктор Шаад?

— Вы имеете в виду ее связь с Яном...

— Хотя бы.

— Она продолжалась больше года.

— Вы были потрясены?

— Да.

— Вы были потрясены...

Когда на бильярде играешь один, иной раз находятся зрители, которые, со стаканом в руке, хотят увидеть, как я решу очередную задачу. Это заставляет продолжать игру, и потому я рад, если бывают такие зрители. Обыч­но они задерживаются ненадолго; промазав два или три раза подряд, я снова оказываюсь один.

— Слово предоставляется прокурору...

Вынесенный мне оправдательный приговор никогда его не убедит.

Относительно дверного замка резюмирую: на­сильственное вторжение в квартиру исключено. Ника­ких повреждений не обнаружено. Значит, остаются две возможности. Первая: защелкивающийся замок был от­крыт изнутри, то есть Розалинда Ц. сама впустила преступника в свою квартиру. Правда, против этого свидетельствует то обстоятельство, что Розалинда Ц. в означенное время, как нам известно, находилась под действием сильного снотворного. Поэтому она, по-види­мому, и не оказала сопротивления. Вторая возможность: у преступника был ключ от квартиры. Мы не знаем, у кого еще, кроме обвиняемого и уборщицы, был ключ от квартиры, но у обвиняемого он несомненно был.

О чем не упоминалось на суде: о наших давних мальчи­шеских играх в гравийном карьере. Маленький Эгон, которому мы связали ноги — не мог же настоящий индеец называться Эгоном, — был через три дня найден с воспалением легких собакой-ищейкой (кто связал ему ноги, он так и не осмелился тогда сказать); позднее, уже известным пианистом, он погиб в авиационной катастро­фе; как свидетель он выпал.