Теодор Кернер - Мёртвый гость. Сборник рассказов о привидениях

На следующий день Кристиан немного успокоился, то есть уже не так ужасно бушевал. Он по-прежнему, однако, не переставая твердил свое: „Ты не пойдешь на бал!“ с угрозой в голосе. Генриетта таким же ворчливым голосом отвечала ему: „Нет, пойду!“, на что отец обычно добавлял: „И она обязательно пойдет — назло тебе; я велю ей пойти!“ Бальные туфельки, шелковые чулки, изящные носовые платки и прочее — все было уже куплено — и притом самое дорогое.

Впрочем, когда наступил день бала и дело приняло серьезный оборот, Кристиан сложил свои пожитки и, появившись в комнате уже полностью готовым в путь, сказал Генриетте: „Если ты пойдешь, то уйду и я, но тогда мы с тобой — навсегда чужие люди“. Генриетта побледнела. Старик, который и раньше частенько ругался с Кристианом, буркнул: „Проваливай, если тебе так хочется. Посмотрим, кто из нас двоих — мастер! Генриетта в любой день найдет себе мужа в тысячу раз лучшего, чем ты“. Но Генриетта тем временем только плакала.

В этот момент вошел слуга графа Альтенкройца с коробкой, которую он вручил от имени своего господина. В ней, по его словам, находились кое-какие мелочи для костюма фрейлейн. А это были: дорогая вуаль, рулоны превосходных широких шелковых лент, изящная коралловая нить для колье и два бриллиантовых кольца. Генриетта бросала быстрые взгляды на драгоценности, которые доставал отец, и сквозь слезы блеск бриллиантов казался ей еще ослепительнее. Она колебалась в выборе между любовью и тщеславием.

— Ты не пойдешь! — крикнул Кристиан.

— Нет, пойду! — с гордой решимостью в голосе ответила Генриетта. — Ты не достоин того, чтобы я из-за тебя так плакала; ты не достоин чувства, что я к тебе испытывала. Теперь я вижу, что ты никогда не любил меня и никогда не позволил бы мне насладиться минутами такого счастья и такой чести.

— Ну и ладно! — сказал Кристиан. — Иди же! Ты разбиваешь преданное тебе сердце.

С этими словами он швырнул ей под ноги ее кольцо, вышел вон и больше уже не возвращался.

Генриетта громко всхлипывала и порывалась позвать его обратно, но отец пытался ее утешить. Наступил вечер. Девушка стала собираться на бал и, увлекшись переодеванием и прихорашиванием, скоро забыла о своем утраченном возлюбленном. К дому подкатила карета, в которой приехал за ней Альтенкройц.

Уже в карете он сказал ей: „Ах, Генриетта, ты несравненно красивее, чем я предполагал. Ты — богиня! Ты рождена для этих нарядов, а не для своего жалкого сословия!“

Праздник был великолепный. Альтенкройц с Генриеттой появились в черных древнегерманских костюмах. К их великолепным нарядам было приковано внимание всех гостей, так как они затмевали даже виконта и юную баронессу фон Рорен, в костюмах перса и персианки фланировавших среди пестро одетой толпы.

„В черном — не кто иной, как граф! — сказал виконт своей избраннице. — К чему только этому дураку маска: она ведь никак не укоротит его долговязой фигуры, которая торчит над головами всех гостей. Чтобы выделиться среди других, этому рыцарю печального образа вовсе не обязательно было подчеркивать свой любимый цвет одежды — черный на черном фоне — в котором он рисуется, словно парижский аббат, каждый Божий день. Однако любопытно, кто же это с ним. Поистине, у нее неплохой рост, да и в паре она танцует премило“. — „Ручаюсь, — ответила баронесса, — что это какая-нибудь простушка из города. Это сразу видно по ее неуклюжим, скованным манерам“.

Бал затянулся до глубокой ночи, и лишь затем состоялся званый ужин, перед которым маски, разумеется, сняли. При таком количестве новых очаровательных лиц не могло обойтись без приятных сюрпризов. Виконт не сводил глаз с прелестной „древней германки“. За столом он сидел рядом с молодой баронессой. Казалось, оба господина совершенно перепутали свои роли — такое количество галантных комплиментов, которые казались чем-то большим, чем обычные любезности, обрушил виконт на свою охмелевшую от счастья соседку, равно как и граф — на избранницу виконта. Этот обмен рискованными галантностями не прекратился и после ужина.

— Пусть я обрету в вашем лице смертельного врага, — сказал графу виконт, — но все равно отобью у вас вашу партнершу — и это так же верно, как и то, что я жив.

— Мне ничего не стоит отомстить вам, дорогой виконт, — возразил Альтенкройц, — я в таком случае отобью у вас любезную баронессу.

Виконт, которому новая страсть и старое вино совсем вскружили голову, не обращая внимания на то, что баронесса стояла почти рядом и могла хорошо его слышать, достаточно неосмотрительно воскликнул:

— Дюжину моих баронесс я отдал бы за одну-единственную Венеру в старогерманском костюме!

— Виконт, — мрачно сказал граф, — подумайте, что вы говорите. Как ни мила моя партнерша, но титул королевы этого праздника принадлежит все же вашей невесте.

— Титулованная королева! Я всегда считался только с реальной властью! — воскликнул виконт.

Напрасно граф кивками и намеками давал понять ему, что баронесса стоит рядом, и поэтому следует вести себя сдержаннее. Ему пришлось поэтому заговорить в более решительном тоне и запретить виконту оскорбительно вести себя в присутствии баронессы, которая в гневе удалилась. Они обменялись резкими словами. Граф безрезультатно пытался спасти положение: виконт, воспламенившись любовью, вином и раздражением, вел себя все более неприлично. Многие из гостей уже обратили внимание на них. Не отвечая на его реплики, граф пытался предотвратить большой скандал. Но когда виконт сказал: „Граф, я не думал, что такой изможденный развратник, как вы, еще способен на ревность, потому что в вас говорит только бессильная ревность!“ — Альтенкройц не мог дольше сдерживаться.

— Виконт! — крикнул он. — Я? Развратник? Кто вам сказал об этом?

— Ваше собственное землистое лицо! — ответил виконт и издевательски захохотал.

— Если вы не баба, виконт, — сказал граф, — то ответите за глупость. Один из нас должен покинуть этот дом. Вы — шут!

Барон фон Рорен застал свою дочь — всю в слезах — сидящей в соседнем зале, и она рассказала ему о непристойном поведении виконта. Барон разыскал его: тот дослушивал в это время последние слова графа. Все были возмущены поведением виконта. Барон в гневе схватил его за руку и отвел в сторону со словами: „Вы публично оскорбили мою дочь. Ничтожный, разве мы заслужили это? Не завтра, а еще сегодня, сейчас же, вы дадите мне удовлетворение“, — сказал он, после чего оба покинули танцевальный зал. В то время как пары снова встали в ряд, приготовившись к танцу, чтобы таким образом восстановить прерванное веселье, барон и виконт встретились в освещенном пустом соседнем зале. Спустя мгновение там появился и граф, шедший следом за ними. В руках он держал две шпаги, одну из которых сразу же протянул виконту, а затем, обратившись к барону, сказал: „Господин барон, позвольте мне отомстить этому ничтожеству за честь божественной баронессы и за мою собственную“.