Жорис-Карл Гюисманс - Собор

Этот святой почитаем в Испании, но вправду ли он просвещал эти места, как утверждают святой Иероним, святой Исидор и Толедский бревиарий? Иные в этом сомневаются. Во всяком случае, для XIII века его история, рассказанная Дурандом Мендским, вкратце была такова: он был послан в Иберию для обращения идолопоклонников, но не преуспел и вернулся в Иерусалим, где Ирод приказал обезглавить его. Тело апостола перевезли в Испанию, и там его мощи совершали обращения, которых он не мог достичь при жизни.

И вообще, размышлял Дюрталь, мы, на удивление, мало знаем об апостолах. Почти все они только выглядывают из кулис евангельского рассказа, и лишь у немногих — Петра, Павла, Иоанна — иногда обозначаются силуэты; остальные погружены во тьму, словно поглощены ореолом света, который разливает Христос, после же своей кончины размываются еще больше, и вся их жизнь отныне намечена лишь в смутных преданиях.

Вот апостол Фома, сокровище Господне, как отзывается о нем святая Бригитта. Откуда он родом — неведомо; при каких обстоятельствах, по каким причинам был призван — не знает никто, в каких странах проповедовал новую веру — тут начинаются споры. Одни находят его у мидян, парфян, персов, в Эфиопии, другие — в Индостане. Его обыкновенные атрибуты — наугольник и линейка, ибо утверждают, что он построил церковь в Мелиапуре и потому в Средние века стал покровителем зодчих и каменщиков.

Согласно Римскому бревиарию, он был убит в Каламине копьем, по Золотой легенде, изрублен мечами неизвестно где, а португальцы утверждают, что тело его принадлежит им и находится в Гоа, главном городе их индийских владений.

В XIII веке этот святой считался образцом упрямой недоверчивости. Он не только признал Господа, лишь увидев Его и вложив персты в Его язвы: если верить отцам нашим, такое же неверие он явил и тогда, когда ему сказали о вознесении Богородицы; чтоб его убедить, пришлось Пресвятой Деве самой явиться и бросить ему Свой пояс.

Апостол Варфоломей в темных слоях времен виден еще более смутно. Он был самым воспитанным из апостолов, говорит сестра Эммерих; у остальных, худородных, особенно у Петра и Андрея, так и остались невзрачные лица и общий грубый облик.

Действительно ли его звали Варфоломеем? Полагают, что да. Синоптики называют его в числе апостолов, Иоанн же нет; вместо того он упоминает человека по имени Нафанаил, о котором ничего не говорят три остальных Евангелия.

Итак, эти два апостола — одно лицо? Это почти наверняка так, причем святой Бернард полагает, что Варфоломей, или Нафанаил, был женихом на браке в Кане Галилейской.

Какова была его жизнь? Он странствовал по Аравии, Персии, Абиссинии, возможно, крестил иберов, племена Кавказа и, как и апостол Фома, Индию, но никакой достоверный документ этого не подтверждает. По одним сведениям, он был обезглавлен, по другим, с него заживо содрали кожу и затем распяли в Албании близ армянских пределов.

Последнее мнение, принятое Римским бревиарием, стало преобладающим, поэтому его избрали себе в покровители мясники, свежующие туши, кожевники, скорняки, сапожники, переплетчики, работающие с кожей, и даже портные: ведь примитивы изображают его ободранным наполовину и держащим кожу в руке, как одежду.

Еще более странная и смутная фигура — апостол Иуда. Его звали также Фаддеем и Леввеем, и он был сыном Клеофаса и Марии, сестры Богородицы; говорят, он был женат и имел детей.

Евангелия о нем почти не упоминают, но всегда настаивают, что его не следует путать с Иудой Искариотским (впрочем, такое все равно случалось); из-за одной лишь одноименности с предателем христиане в Средние века не почитали его, а колдуны ему молились.

В Евангелии он все время молчит и нарушает немоту лишь во время Тайной Вечери, задав Христу вопрос о предопределении; Господь отвечает ему не прямо, вернее сказать, вовсе не отвечает. Кроме того, он автор одного из канонических посланий, в котором, видимо, вдохновлялся Вторым посланием Петра, а согласно святому Августину, именно он добавил в Символ веры догмат о воскресении во плоти.

В преданиях он тесно связан с апостолом Симоном; по бревиарию, апостол Иуда просвещал Месопотамию и вместе со своим товарищем принял мученический венец в Персии; болландисты, напротив, рассказывают, что он был апостолом Аравии и Идумеи, а греческие минеи — что неверные в Армении расстреляли его из луков.

Словом, все эти сведения весьма зыбки, а иконография вносит еще больший разброд, приписывая Иуде самые разные атрибуты: то он держит пальмовую ветвь, как в Амьене, или книгу, как Шартре, то ему дают в руки крест, наугольник, ладью, палку, топор, пилу, алебарду.

Наконец, вопреки скверной репутации вследствие одноименности с Искариотом, средневековые лапидарии говорят о нем как о муже великого милосердия и молитвенности, изображая его в пламени золота и пурпуре хризопразов — эмблемах добрых дел.

Все это плохо между собой вяжется, думал Дюрталь; забавно кажется и то, что этот святой так мало почитался нашими предками, что ему за долгое время не посвятили ни одного алтаря, а в Шартре у него сразу две статуи, если считать, что Верлен на Царском портале — тоже он; впрочем, потому и не может этого быть.

Вот что мне теперь интересно, перескочил он мыслью. Почему историки собора все хором объявляют, что сцена Страшного суда в тимпане над вратами — самая потрясающая в этом роде во Франции? Совершенная чепуха; она очень заурядна, во всяком случае, сильно уступает многим другим.

Ведь часть рельефа, посвященная бесам, в Шартре более вяла, менее энергична и насыщенна, нежели в других базиликах того времени. Правда, здесь демоны с волчьими пастями и ослиными ушами, толкающие епископов и королей, мирян и монахов в изрыгающую пламя драконью пасть, черти на дуге архивольта с козлиными бородками и растянутыми полумесяцем ртами, там и сям хватающие грешников, исполнены умело и расположены вокруг центральной сцены живописными гроздьями, но в этом сатанинском винограднике нет размаха и плоды его чахлы; бесы недостаточно свирепы, кажутся чуть ли не подвыпившими в маскараде, а у грешников вид спокойный.

То ли дело парад чертей в Дижоне! И Дюрталь стал припоминать дижонский храм Богоматери, необычный для Франции образчик готики XIII века в бургундском стиле. Сама церковь почти по-детски проста: над тремя порталами высится плоская стена, прорезанная двумя этажами аркад, образующих галереи, и над каждой аркой изображена гротескная фигура. Справа от фасада торчит башенка в остроконечном колпаке кровли; рядом на крыше видна ржавая железная решетка часов с тремя куколками, отбивающими время; сзади над трансептом подымается еще башенка, у подножья которой четыре малых шпиля с витражами — и только.