Жорис-Карл Гюисманс - Собор

Святой Дионисий, первый епископ Парижский, был брошен на растерзание львам, но львы отошли от него; тогда его вместе со святыми Элевферием и Рустиком обезглавили на Монмартре. Ваятель представил его не держащим свою голову, как обычно, а воздвиг статую во весь рост с посохом и митрой; он не смиренно скорбит, как его сосед, испанский диакон, а стоит прямо, властно подняв руку, быть может, не для благословения, а для назидания верующим. Перед образом этого писателя, чья краткая книга занимает столь важное место в ряду мистических творений, Дюрталь задумался. Этот святой, если известный том действительно принадлежит ему, первым среди авторов-боговидцев проник за небесные пределы и сообщил людям некоторые подробности о том, что там происходит. Вопрос о порядке ангельских чинов восходит именно к нему: ведь именно он открыл распорядок небесных воинств, ту иерархию, которой люди подражают, а преисподняя пародирует. Он был как бы курьером между небом и землей; он исследовал уделы Божьи, как позднее святая Екатерина Генуэзская исследовала области Чистилища [70]. {102}

Менее интересен Пиат, священник из Турне, обезглавленный римским проконсулом. В собрании знаменитых святых он был как будто бедным родственником из провинции: местным епархиальным подвижником. Здесь он был представлен потому, что в соборе хранились его мощи: историки повествуют, что их перенесение в Шартр состоялось в IX веке. Рядом с ним — святой Георгий в рыцарских доспехах времен Людовика Святого, с обнаженной головой, закованный в железо, вооруженный копьем и щитом; он, как на часах, стоит на постаменте с изображением казни колесованием, которую претерпел великомученик.

С другой стороны дверей ему соответствовала статуя святого Феодора Стратилата в кольчуге, камзоле и также с копьем и щитом {103} .

Рядом с этим святым, которого некогда сварили живьем в городе Амассее, пребывали святые Стефан, Климент и Лаврентий.

В тимпане же над двойной стеной из этих мучеников рассказывалась история святого Стефана, спорившего с книжниками и побитого камнями от иудеев; повсюду, на квадратных столпах, на своде портала камни превращались в фигурки умученных праведников: святого Лигера, святого Лаврентия, святого Фомы Кентерберийского, святого Вакха, святого Квентина {104} и других; друг за другом шли присноблаженные: ослепляемые, сжигаемые железом, разрезаемые ножами, бичуемые с разных сторон, обезглавливаемые; но все это было в ужасном состоянии. Ветер и бешенство санкюлотов лишили мучеников еще многих членов, довершив истязания святых.

Правый проход, посвященный исповедникам, открывался огромной глыбой во весь рост, на некотором расстоянии от левой стенки: святой Николай, архиепископ Мирликийский, поднимал десницу в перчатке, а ногами попирал жестокого трактирщика, убивавшего детей, гибель которых стала причиною многих скорбных песнопений; далее святой Амвросий {105} , учитель Церкви, архиепископ Медиоланский, в необычной конусообразной митре; святой Папа Лев, победитель Аттилы, и, наконец, святой Ломер, один из прославивших округ Шартрский.

Он, как и святой Пиат в левом проходе, казался незнакомцем, проникшим в круг знаменитых святых. Некогда он был весьма почитаем в Босе; жизнь, которую он провел, можно описать в трех строчках: в детстве пас овец, потом был соборным келарем, отшельником, наконец, стал монахом и настоятелем монастыря Корбион в Орнских лесах.

Расширяющийся правый простенок занимали святой Мартин {106} , епископ Турский, святой Иероним, учитель Церкви, святой папа и учитель Григорий и святой Авит.

Любопытен, подумал Дюрталь, параллелизм в оформлении этого входа. Справа от входящего святой Николай, великий чудотворец Востока; слева, напротив него, святой Мартин, великий чудотворец Запада.

Затем друг против друга учителя Церкви: Амвросий и Иероним — первый в своей посредственной прозе нередко надут и велегласен, зато в гимнах изобретателен и очарователен, второй в Вульгате своей поистине создал язык Церкви, проветрив и дезинфицировав языческую латынь, пахнувшую развратом, издававшую запах, где жутко смешивались роза и старый козел. Также лицом к лицу стоят Папы Григорий и Лев, а затем два монастырских аббата: святой Ломер и святой Авит, который также был настоятелем обители, основанной в лесах Перша.

Эти две статуи были добавлены позднее: и обликом, и костюмом они выдавали уже не XIII век; в таком случае, может быть, их поставили на место других, изображавших то ли тех же самых монахов, то ли других святых.

Тимпан, в свою очередь, также выражал идею параллелизма, задуманную начальником работ. Он был посвящен двум чудотворцам, необычайной перекличке Юга и Севера: сообщал зрителю об эпизодах житий святых Николая и Мартина. Святой Николай одаривал дочерей благородного отца, который, умирая с голоду, собирался отдать их в блудилище; далее следовало погребение епископа, при котором источалось святое миро, исцелявшее больных; святой Мартин отдавал половину плаща бедняку, и видно было, как затем в этот плащ облачался Христос.

На прочие картины портала можно было и не смотреть: на дугах свода и столпах проходов находились многие исповедники, девять ликов ангельских, притча о девах мудрых и безумных, повторение двадцати четырех старцев с Царского портала, ветхозаветные пророки, добродетели и грехи, непорочные девы, маленькие статуэтки апостолов — все это довольно сильно попорчено и не очень хорошо видно.

Путеводители говорят о южном портале с его 783 большими и малыми статуями как о самом интересном из всех; на самом деле для художника он менее всех привлекателен: за исключением горделивых изображений святых Георгия и Феодора, скульптуры, изваянные во славу прочих его обитателей, скованны и много уступают скульптурам фасада XII века и даже северного портала — те более варварские, но не так рыхлы и холодны.

Дюрталь повторял про себя: в целом внешнее оформление Шартрского собора может быть сведено к трем словам: Поклонение, Ублажение, Почитание. Поклонение, культ Господа Христа, на Царском портале; ублажение, культ Матери Божией, на северном; почитание, культ святых, на южном.

Ведь, вообще говоря, хотя Спаситель прославляется и на южном портале как Всевышний Судия, там он все же несколько уступает Свое место святым; оно и понятно: ведь там Он лишь повторен, а истинный Его дворец, истинный престол в триумфальном тимпане почетного входа, Царского портала.

Прежде чем отойти от южного портала, Дюрталь бросил последний взгляд на шеренгу избранных и задержался перед святыми Климентом и Григорием.

Святой Климент — его необычайная кончина привела почти что в забвение целую жизнь, посвященную возделыванию душ. Тут Дюрталь припомнил рассказ Иакова Ворагинского. При императоре Траяне Климент был изгнан в Херсонес и брошен в море с якорем на шее; меж тем собрание христиан, преклонив колени на берегу, просили Бога оставить им его тело. И море отступило на три мили, и верные пешком дошли до часовни, возведенной ангелами под пучиной, где почивал на камне святой; и еще много столетий море таковым образом отступало каждый год на одну неделю, дабы паломники могли посетить святыню.