Николай Чебаевский - Если любишь

Став дояркой, Ланя отвозила сначала подружек в лагерь поочередно. Потом Максим вместе с мотористом доильной установки, пожилым дядькой, вызвались помочь «общенародному» делу и смастерили коляску. В результате маленький девичий отряд, обслуживающий доильную установку, стал полностью механизированным. Девчата устраивались на «ИЖе» — двое на сиденьях, двое в коляске — и мчались в лагерь с ветерком. А у самого моториста имелся мотороллер.

— Опять дядька Сивоус форсит! — посмеивались односельчане, провожая взглядом этот мехотряд.

Фамилия моториста была украинская — Черноус. И, видимо, желая подтвердить ее вещественно, дядька отпустил себе усы. Только, к великому разочарованию, оказались они не черными, а какими-то белесыми. Бывает же такое: волосы черные, ни одного седого волоска нет, а борода и усы будто изморозью подернуты. Тогда моторист, по уверениям местных остряков, попытался подчернить усы неким самодельным зельем, отчего они сделались сивыми. И стали Черноуса с тех пор кликать Сивоусом. Вначале, говорят, это здорово огорчало дядьку, а потом он не только принял прозвище, но стал даже гордиться: черт возьми, не каждому даны такие необыкновенные усы! Любил моторист при случае щегольнуть хоть чем-нибудь.

Надо ли говорить, с какой гордостью он проезжал во главе своего механизированного отряда по улице села, когда доярки отправлялись на дойку и возвращались обратно. Первый в колхозе, а может и в районе, сплошь механизированный доильный отряд! И дядька Сивоус держал себя важным начальником, командиром.

Не долго, однако, ему довелось покрасоваться перед людьми. Вскоре колхоз купил пилораму, и моториста перевели на нее. А на доильной установке старшей осталась Ланя. Дядька Сивоус сам рекомендовал правлению поставить ее вместо себя. Ланя частенько помогала ему ковыряться в установке, когда что-нибудь барахлило, не раз подменяла во время дойки, и моторист обнаружил у нее переимчивый на технику ум.

— Трактор в школе изучала — раз, мотоцикл водит — два, установку доильную вполне освоила — три! Так чего еще надо? — отстаивал он Ланину кандидатуру. — Прав пока нет? Пройдет курсы — получит. Самые верные права ее — душа к этому делу лежит. Доярка она прирожденная. Новой стати доярка-механизатор.

— Все это так, — сомневались в правлении, — но на одно душевное влечение полагаться трудно. Молода еще больно, неопытна.

— Опыт в работе наживается, — не отступал Сивоус — Дайте человеку дело, потом проверяйте, как он с ним управляется.

Благодаря настояниям Сивоуса, а больше потому, что механизатора, знакомого с доильной установкой, в колхозе не было, Ланю все-таки поставили начальником доильного агрегата и бригадиром дойного гурта.

Одной ей едва ли бы справиться с новыми обязанностями. Не так уж просто оказалось следить за тем, чтобы все механизмы установки работали исправно. Для этого надо было постоянно чуять, где и что шалит, а еще важнее уметь предугадать, где может зашалить, чтобы заранее предупредить возможную неисправность. Нелегко доставалась и организация самой дойки. Все вроде делалось так, как при Черноусе, а впервые дни после его ухода стало требоваться в два раза больше времени на дойку. Удои сразу покатились вниз.

Ланя заметалась, стараясь навести порядок. На третий день она в панике прибежала в правление, попросила, чтобы ее отстранили. Но явился на помощь зоотехник, доярки сообща стали соображать, как лучше все организовать. И дело постепенно наладилось, пошло не хуже, чем раньше. Даже лучше.

О Лане и ее подругах появилась статья в районной газете. Девчата, читая эту статью, прыскали смехом, когда описывалась их внешность, розовели, когда хвалили их «золотые руки», и округляли глаза, когда работа их сравнивалась чуть ли не с подвигом.

В статье все было светло, безоблачно. А в жизни… Хотя жизнь у Лани стала яснее, но нельзя было сказать, что все темное невозвратно ушло в прошлое. С Евсеем опять произошла схватка. Выждав время, он вновь использовал «святой ключ», вздумал поставлять воду прямо к потребителям.

Как-то ранним летним утром, только забрезжил рассвет, Ланя вышла во двор раньше обычного. Она вообще вставала рано, чтобы до отъезда в лагерь успеть подоить и выгнать за ворота свою корову (Буренка уже привыкла, сама дождется, когда мимо пойдет стадо). А тут подвел будильник — затрезвонил часа на полтора раньше: Дашутка, балуясь, перевела вчера стрелку.

Вышла Ланя во двор и слышит: за огородом конь всхрапывает, что-то позвякивает. Ланя решила: лошадь чешется о прясло. А городьба ненадежная, повалит и забредет в огород. Если там не одна лошадь, а табун, тогда вовсе худо. Девушка схватила хворостину, побежала прямо по росистой картошке спасать городьбу. За огородом она действительно увидела лошадь. Но та не терлась о прясло, а спокойно стояла в упряжке. Возле телеги суетились какие-то люди, прикрывали что-то сеном.

«Кто это? Чего прячут?» — удивленно подумала Ланя. Встревоженная, она спросила нарочито громко, чтобы могли услышать в соседних дворах хозяйки, если они тоже поднялись доить коров:

— Сено, что ли, воруете? Или огородничаете по ночам?

— Ой, кто там! — в свою очередь раздался у телеги испуганный женский голос.

— Ничего мы не воруем. Окстись ты… — вслед за женским прозвучал и мужской подкашливающий голос.

Ланя признала старика Евсея. И если когда-то этот голос наводил на девушку жуть, то теперь она сразу почувствовала себя дерзко смелой.

— А если не воруете, то чего же в телеге прячете? — продолжала Ланя все так же громко, но уже насмешливо.

— Не твое дело! — окрысился Евсей. — Помалкивай, как с тряпкой во рту.

Но женщина, явно стараясь отвести обвинение в воровстве, пролепетала в замешательстве:

— Оборони бог нас от воровства. Водицей хотели вот попользоваться… Святой водицей.

— Как это попользоваться? — не поняла Ланя. И сразу сообразила: воду из родника, «нашептанную» Евсеем (он и на заимке занимался нашептыванием от «сглазу», от сибирки), доставляют по домам больным.

— Никакая эта вода не святая, — возмутилась Ланя. — И даже не минеральная. Наоборот, она хуже простой, обыкновенной воды. В школу прислали анализ, в воде примесь вредного газа — метана. Нельзя эту воду пить, людей можно отравить! — Ланя перепрыгнула через прясло, подбежала к телеге, мигом разворошила сено, обнаружила флягу, точь-в-точь такую же, в какие доярки сливают молоко. Она привычно отбросила крышку и вылила воду под ноги Евсея.

— Ну, стерва!.. Мотоцикл присвоила и тут еще вздумала вредить… Но это тебе припомнится! Поскулишь еще! — Евсей выматерился, замахнулся на Ланю вожжами и, вскочив в телегу, со злобой ударил по спине коня. От неожиданности конь взбрыкнул, рванул с места. Тетка упала в телеге на спину, завизжала с перепугу, отчего конь понес еще сильнее. Так и скрылись потребители «святой воды» — с руганью, визгом, с грохотом телеги и пустой фляги.