Николай Чебаевский - Если любишь

Назавтра председательница приехала вместе с зоотехником. Снова все детально обсудили, рассчитали. И когда Иван Семенович лично согласился возглавить все дело, решено было еще попытаться одолеть тот рубеж, который не осилили девчата.

— Чтобы не потерять запал, начинайте сегодня же, — сказала Александра Павловна на прощание. — Подмога, обещаю, будет.

На хлебоуборке Тихона с Максимом и еще нескольких ребят, знакомых с машинами, поставили на комбайн. Девчат посильнее да попроворнее послали на эти же комбайны соломокопнильщицами. Остальных определили на тока, один из которых был расположен на окраине Дымелки, а другой в поле, километрах в двенадцати от деревни.

Страда!.. Для того, кто знаком с крестьянским трудом, в одном этом слове содержатся тысячи звуков, запахов, цветов и живых, на долгие годы памятных картин. И почти всегда самым первым наплывает вместе с запахом прокаленного на солнце зерна терпкий аромат пропотевшей рубашки, мозолистые руки хлебороба.

Потом уже перед мысленным взором возникают машины, гулом которых полна в страду степь. Вон там, помахивая мотовилами, проворно линуют поле жатки, оставляя после себя на серой стерне желтые строчки пшеничных валков. На другом поле идут самоходные комбайны, заглатывают, заглатывают валки, а сзади, в соломокопнителях, беспрерывно снуют рычаги. Со стороны кажется: забрались в соломокопнитель живые журавли, качают тонкими шеями, бьют длинными клювами, шарят, выискивают в соломе зерно.

Грузовики, не разбирая дороги, подпрыгивая на бороздах, мчатся прямиком по стерне на призывные гудки комбайнов. Обратно, тяжело груженные зерном, они ползут важно, покачиваются плавно, словно баржи на реке. Но выберутся на дорогу — опять набирают скорость, несутся вперед с ревом. Много на полях машин. А сколько их стучит, гудит, очищает зерно на токах!

И все же днем машины на полях не больно приметны. Вот ночью — вся степь кругом тебя в ярких огнях. Невольно кажется, что перед тобой от горизонта до горизонта раскинулся громадный город. Впрочем, где кончается земля, а где начинается небо, — не вдруг поймешь. В дальней дали фары комбайнов, тракторов, автомашин сверкают, как звезды. А мигание звезд можно легко принять за притуманенный свет фар. Только присмотревшись, замечаешь, что земные огни постоянно движутся, меняются местами. И тогда лишь ясно осознаешь: кругом тебя не город, не звезды небесные, а осенняя степь, вся из конца в конец пронизанная светом машин.

Широко механизирована теперь хлебоуборка. Но всё же тому, кто знаком, что такое страда, прежде всего вспоминаются руки хлебороба. Может быть, потому, что руки эти держат и рычаги трактора, и штурвал комбайна, и баранку грузовика. И как ни много в степи машин — все равно на хлеборобе рубашка просолена потом. Нелегко, непросто добывается хлеб насущный!

Максим, конечно, хорошо знал все это. Но знать — одно, а сердцем понять — другое. Раньше, когда он работал мотористом электростанции, главной заботой его было давать бесперебойно энергию. Теперь же, за штурвалом комбайна, он впервые ощутил себя как бы хозяином полей.

Вот ведет он старенький, но еще надежный «Ростсельмаш». Вернее, тянет его за собой трактор, потому что комбайн прицепной. И все же это ничуть не умаляет роли Максима: он видит, чувствует каждой жилкой, как жатка срезает колосья, как барабан молотилки выбивает зерно, как перетряхивается оно на решетах, как течет по шнекам в бункер.

А когда подкатывает к комбайну автомашина, когда зерно на ходу тугим потоком течет из бункера в кузов — тогда Максима охватывает гордость человека, который своими руками дает людям самое необходимое в жизни — хлеб.

Первые дни, когда Максим стал за штурвал, были ясными на редкость. На небе не появлялось ни одного, даже самого малого, облачка. Солнце грело щедро. На мостике жарко.

Зима кажется далекой-далекой! Лишь когда внимательно глянешь по сторонам, видишь: по земле уже прокатились первые ночные приморозки. По пшенице это трудно заметить. Но на кукурузе, там, где ее еще не успели убрать, пожухли верхушки, шелестят на ветру, как жестяные, будто нашептывают: «Спешите, люди, спеш-ш-шите!»… Даже закаленный придорожный бурьян сник: листья висят, словно кипятком обваренные.

Что сорняки морозом пожгло — это хорошо, легче стало хлеб убирать. Но и тревожно: коротка сибирская осень. А вдруг зима поторопится, нагрянет раньше времени, застанет, по народной поговорке, в летнем платье?

Не одного Максима, конечно, подхлестывали подобные мысли. Заморозки начались нынче необыкновенно рано. Уже в первых числах сентября по утрам стало прихватывать воду в радиаторах. А однажды ночью иней лег такой плотной белой простынью, что многих напугало: уж не снег ли выпал?

Механизаторы стали дорожить буквально каждой минутой. Произойдет какая поломка — комбайнер и штурвальный ремонтируют машину куда быстрее, нежели в начале уборки. Тогда они делали все спокойно, основательно, а теперь крутятся волчком. Если же не подойдет вовремя грузовик и приходится стоять «здоровому» комбайну оттого, что переполнен бункер, а зерно ссыпать на стерню запрещено, — тут уж механизаторы просто выходят из себя. По всей степи несутся отчаянные гудки-зовы: «Автомашину!.. Ма-ши-ну!!.».

Максим тоже, когда автомашина опаздывала, несколько раз подавал сигнал «SOS», пока не отчитал его Степан. Не к его комбайну был прикреплен Степан. Но однажды, выкроив, очевидно, несколько свободных минут, пришел на выручку, пристроил свой грузовик под выгрузной шнек. Выручить-то выручил, но и выговорил Максиму:

— Что ты паникуешь, что нервы рвешь? Думаешь, разгильдяйничают шоферы, не понимают без твоих «SOS», как дорого время в уборку? Может, на сотню шоферов найдется один лентяй, так его все равно никакими сигналами бедствия не проймешь. А большинство… Ты вот с комбайнером посменно работаешь, а шоферы днем зерно от комбайнов на ток возят, ночью — с тока на элеватор. По часу, от силы по два в сутки спать приходится. Да и то в кабине на руле или на сиденье прикорнешь…

По воспаленным векам, по красным жилкам на глазах Степана Максим понял: верно, шоферам не легче живется в уборку, чем механизаторам. Неловко ему стало перед товарищем. А вскоре отпала и необходимость в сигналах «бедствия».

Года два назад в районе работала на вывозке зерна армейская автоколонна. Когда уборка закончилась, солдаты-шоферы уехали в свою часть, а грузовики, отслужившие, надо думать, «призывной» срок, были переданы колхозам и разным учреждениям. Одну из машин выделили и Дымельской восьмилетке. Была она ветхая, но дрова из тайги для школы могла возить. И возила, пока нерадивый физрук (шофера школе по штату не полагалось) не разморозил прошлой зимой головку блока. Новую головку сразу не смогли достать. А потом кто-то из «добытчиков», водящихся еще между шоферами, снял и утащил аккумуляторную батарею, генератор. И на грузовик, поскольку он относился к категории списанных, окончательно махнули рукой. Стоял он теперь в дальнем углу двора.