Шарлотта Йондж - Наследник имения Редклиф. Том второй

— Похожъ онъ на своего двоюроднаго брата?

— Ни мало. Онъ ниже его ростомъ, далеко не красавецъ, но лицо у него очень пріятное. Такой живой, проворный, гибкій, точно у него тѣло все изъ однихъ мускуловъ. Онъ сказалъ, что идетъ смотрѣть святочнаго быка [1] У богатыхъ владѣльцевъ въ Англіи, къ святкамъ, откармливается нарочно быкъ, съ тѣмъ, чтобы его мясо можно было раздавать бѣднымъ. на фермѣ, и пригласилъ меня съ собою. Мы подошли къ высокимъ воротамъ, запертымъ изнутри, что-жъ ты думаешь? Сэръ Гэй махнулъ черезъ заборть, да и кричитъ мнѣ, чтобы я подождалъ. Я, говоритъ, сбѣгаю за ключомъ на ферму. Такъ и сдѣлалъ.

— Говорилъ ты съ нимъ о чемъ-нибудь? спросила жена.

— Онъ самъ заговорилъ о школѣ, сказавъ, что велитъ немедленно домъ для нея передѣлать. Видно, что онъ нашимъ планомъ очень доволенъ, обѣщался самъ потолковать съ Дженни Робинзонъ и сказалъ, что ему очень пріятно слышать, что ты совѣтуешь ей продолжать учить дѣтей на бухтѣ. Кажется, наше дѣло пойдетъ на ладъ.

— Да, если Мэркгамъ это допуститъ.

— О, нѣтъ, сэръ Гэй здѣсь полный господинъ. Это видно! Мы на фермѣ встрѣтили Мэркгама, осмотрѣли телятъ, потомъ видимъ, лежатъ какія-то доски. Сэръ Гэй и приказалъ, чтобы этими досками полъ въ школѣ наслать. Старикъ началъ было толковать свое, объясняя, что эти доски приготовлены на какую-то ригу, но сэръ Гэй объявилъ, что школой нужно сейчасъ же заняться. Мы всѣ трое отправились осматривать выбранный нами домъ и вотъ тамъ-то я и провозился долго. Все мѣрили, разсчитывали, я надѣюсь, что съ будущей недѣли и стройка начнется.

— Ахъ, какое счастіе! сказала мистриссъ Ашфордъ, — лучшаго и желать не надо.

— Мнѣ кажется, что онъ намъ мѣшать по дѣламъ прихода не будетъ, а въ частныхъ отношеніяхъ это препріятный человѣкъ. Дай Богъ ему во всемъ удачи! Странное только дѣло, отчего это онъ пріѣхалъ на каникулы сюда, а не отправился къ опекуну, какъ бывало прежде. Онъ такой грустный, задумчивый, на молодаго человѣка не похожъ. Не случилось ли ужъ съ нимъ какой бѣды? вѣдь эти пріятные люди часто бываютъ большіе вѣтренники. Ахъ! я вотъ еще что забылъ тебѣ разсказать. Идемъ мы по аллеѣ, которая тянется по восточной сторонѣ горы, вдругъ сэръ Гэй спрашиваетъ, кто отмѣтилъ на рубку старое ясневое дерево? Мэркгамъ надувшись отвѣчалъ, что мѣтки клалъ на деревья не онъ, а канитанъ Mopвиль. Сэръ Гэй вспыхнулъ и сдѣлалъ какое-то замѣчаніе, потолько что Мэркгамъ, привязавшись къ этому, началъ распространяться о капитанѣ, онъ его рѣзко остановилъ, сказавъ: «Ничего! Онъ такъ сдѣлалъ, какъ нужно было. Не говорите больше о немъ.» Вслѣдъ за этимъ онъ замолчалъ и вплоть до деревни не вымолвилъ ни слова. Видно, между обоими братцами черная кошка пробѣжала.

— А я такъ убѣждена, что это все интриги Мэркгама, — возразила мистриссъ Ашфордъ. — Онъ нарочно разжигаетъ въ немъ зависть къ капитану, какъ къ законному его наслѣднику. Хорошо еще, что у нихъ между собой дѣло кончается довольно мирно.

Молодой баронетъ вообще произвелъ пріятное впечатлѣніе на Ашфордовъ. Онъ разрѣшилъ многіе затруднительные вопросы, противъ которыхъ возставалъ Мэркгамъ; помогалъ викарію во всѣхъ его планахъ, съ народомъ былъ чрезвычайно ласковъ; но Ашфорды все-таки не рѣшались довѣриться Гэю вполнѣ, они не смѣли составить положительнаго мнѣнія объ немъ и не очень сближались съ нимъ.

— Такъ вотъ какъ, — сердито сказалъ, однажды, старшій сынъ Ашфорда — Эдуардъ. У насъ нынче въ сочельникъ и пѣвчихъ не будетъ? Всѣ они собираются въ Рэдклифъ-паркъ.

— Грустно будетъ бѣдному молодому человѣку проводить святки одному, въ такомъ большомъ домѣ, - замѣтила мать. — Не пригласить ли намъ его къ обѣду, какъ ты думаешь? сказала она, обращаясь къ мужу.

Пока мистеръ Ашфордъ собирался еще отвѣчать, мальчики подняли такой гвалтъ, возставая противъ предложенія матери, что вопросъ тутъ же и порѣшили:- не портить праздника, приглашая къ себѣ въ домъ совершенно незнакомаго человѣка.

Гэй, съ своей стороны, съ ужасомъ помышлялъ о сочельникѣ. Воспоминанія о томъ, какъ проводился этотъ вечеръ въ Гольуэлѣ, раздирали его сердце. Съ первой минуты по пріѣздѣ въ Рэдклифъ, онъ неутомимо занялся дѣлами по имѣнію; многое устроилъ для пользы народа, а все свободное время посвятилъ занятіямъ по университету. По поводу улучшенія быта жителей Кулебъ-Пріора, Гэй вступилъ въ дѣятельную переписку съ мистеромъ Россъ; онъ даже отправилъ Мэркгама, совершенно противъ желанія послѣдняго, для переговоровъ съ фермеромъ Тоддомъ на счетъ поправки домовъ въ этой запущенной деревнѣ. Не смотря на сознаніе, что онъ приноситъ пользу своимъ подданнымъ, что народъ любитъ и уважаетъ его, не смотря на широкое поле хозяйственной дѣятельности, какъ бы ожидавшее такого энергическаго распорядителя, какимъ могъ быть Гэй, онъ чувствовалъ себя дотого одинокимъ въ Рэдклифѣ, что на него нападала безотчетная тоска. Дѣло валилось изъ рукъ, энергія ослабѣвала, каждая новая реформа теряла свою цѣну въ его глазахъ, когда онъ вспоминалъ, что Эмми не увидитъ ничего, изъ сдѣланнаго имъ у себя дома.

Самая природа съ ея красотами, море и лѣсъ — эти вѣрные товарищи его дѣтства, все потеряло прежнюю прелесть въ глазахъ Гэя. Разлука съ Эмми какъ будто увеличила любовь Гэя къ ней, онъ думалъ и видѣлъ вездѣ только ее одну.

Упадокъ душевныхъ силъ увеличилъ наклонность Гэя къ меланхоліи. Ему все чаще и чаще приходили на память страшные эпизоды изъ жизни его предковъ. Мэркгамъ, эта живая лѣтопись, иногда по цѣлымъ часамъ разсказывалъ ему вечеромъ, отрывки изъ жизни его дѣда. Старикъ какъ бы нарочно не щадилъ своего слушателя и, развивая передъ нимъ длинный свертокъ фамильныхъ преданій, не пропускалъ ни одной подробности, чтобы страшнымъ примѣромъ оградить Гэя отъ вліянія пагубныхъ страстей, и спасти юношу отъ участи его предковъ. Отецъ Гэя былъ его славой, его гордостью; онъ его самъ вынянчилъ и любилъ, какъ сына. Покойный мистеръ Морвиль былъ старику дороже, чѣмъ Гэй. Предоставленный съ дѣтства надзору дядьки, онъ учился въ школѣ, выбранной для него Мэркгамомъ, все, что онъ ни дѣлалъ, все это разрѣшалось и запрещалось однимъ Мэркгамомъ, немудрено, если старикъ никому не повѣрялъ всего того, что онъ перечувствовалъ, когда молодой Морвиль погибъ ужасной смертью. Одинъ Богъ былъ свидѣтелемъ его тайной скорби. Ему пришлось въ первый разъ въ жизни разоблачить передъ Гэемъ все, что накопилось впродолженіе 20 лѣтъ въ его преданномъ сердцѣ. За то онъ съ какимъ-то благоговѣніемъ описывалъ ему, что за красавецъ былъ его отецъ, какіе у него были прекрасные, черные глаза, что за походка, и все это вмѣстѣ съ умомъ, съ блестящими способностями — заключилъ Мэркгамъ:- все погибло, вслѣдствіе его вспыльчивости и необузданности характера. Онъ былъ въ дѣтствѣ кроткимъ мальчикомъ, и не смотря на безпечность и на невниманіе къ нему отца, онъ такъ его нѣжно любилъ, что если бы тотъ далъ ему хотя малѣйшее воспитаніе, изъ него вышелъ бы отличный человѣкъ. Послѣднія слова Мэркгама объяснили теперь Гэю, въ чемъ именно состояли страшныя угрызенія совѣсти, мучившія его дѣда. Покойный сэръ Гэй укорялъ себя не за одну смерть сына, нѣтъ, онъ чувствовалъ, что отдастъ отвѣтъ Богу и за самую жизнь сына. Мэркгамъ кончилъ, наконецъ, мрачную повѣсть и невольно раскаялся въ излишней болтливости, когда повнимательнѣе вглядѣлся въ слушавшаго его Гэя. Онъ сидѣлъ молча, опустивъ голову, слезы сверкали на его глазахъ и глубокая тоска дышала въ каждой чертѣ его блѣднаго лица.