Франс Силланпя - Праведная бедность: Полная биография одного финна

На дне могилы уже натекла большая лужа теплой крови, когда Юха ступает туда в шерстяных носках. Какая-то сладостная истома заставляет его лечь поверх груды трупов. Края могилы отчетливо вырисовываются на светящемся куполе неба. Сладостная истома сменяется леденящим ознобом. Снизу в затылок упирается чей-то кулак.

На какое-то мгновенье Юха забыл, что, собственно, его ожидает, но вот слышится голос егеря, приказывающий ему встать. В напряженные моменты люди машинально повинуются отданному приказу, — Юха неловко поднимается и, придерживая руками злосчастные подштанники, без какой-либо «последней мысли» повергается в смерть, которая над всеми властна, для всех одна.

Его страдания, — в невидимых счетных книгах они, несомненно, зачтутся в пользу народа, о совокупном существовании которого он понятия не имел, — его страдания были более долгими и глубокими, чем у многих, а быть может, и у любого из тех, чьим страданиям сейчас ведется счет.

Где-то там вдалеке егерь уже уходит с кладбища вместе со своими людьми. Жизненный путь Иохана Абрахама пришел к своему естественному концу, не хватает лишь обычного заключительного слова. Но тут трудно измыслить что-либо внушительное, ибо смерть старого Юхи пришлась на ту пору, когда буря во всю силу бушевала над Финляндией, а все остальное человечество страстно пыталось отгадать, в чем оно, это счастье, которое оно, человечество, так трудно ищет. Какому-нибудь ясновидцу, быть может, и удалось бы что-нибудь подсмотреть, если бы в ту темную ночь он прокрался на кладбище, спустился к трупам в могилу и прислушался к тишине вокруг. Страх вовсе не обязательно был бы его сильнейшим ощущением. В воздухе и в деревьях на кладбище уже чувствуется весна, она снова обещает пение птиц и аромат цветов, а подрастающим детям человеческим — полные радости дни. Все ближе и ближе подбираются они к этому счастью, имя которого тщетно пытались угадать из века в век. Сегодня они еще полагают, что плотские, телесные нужды человека, общественное и тому подобное теснее всего увязывается с понятием этого счастья. Но хоть мы еще и смотрим на вещи столь примитивно, время свое возьмет. Мы уже пришли к тому, что немало людей на какое-то мгновенье испытывают счастье в свой смертный час; именно потому, что мы чувствуем это, мы так одинаково воспринимаем настроение ночного кладбища. И несомненно, что когда-нибудь на веку человечества счастье придет и в царство живых.

А. И. Герцен, Собр. соч. в 30-ти томах, т. III, изд. Академии наук СССР, М; 1954, стр. 24.

В финской деревне, где существует культ бани, банщицы пользуются особым почетом и уважением. Кроме своих прямых обязанностей, они выполняют и некоторые другие: помогают при родах, пускают кровь и т. д. (Здесь и далее прим. перев.)

Пекарная — особая комната в финском крестьянском доме, где находится печь для выпечки хлеба.

Дымволок — отверстие в стене, через которое выходит дым при топке печи (в курной избе).

Засидка — домашние работы вечером при огне.

Таллукки — свалянные из шерсти носки, надеваемые под верхнюю обувь.

Ленсман — начальник местной полиции, то же, что становой пристав в дореволюционной России.

Толока — вид крестьянской взаимопомощи: односельчане собираются к одному хозяину для уборки урожая, при постройке дома и т. д. Толока обычно завершается угощеньем и танцами молодежи.

Тупа — название одной из жилых комнат в финском крестьянском доме.

Яхтфохт — чиновник, основной обязанностью которого было устройство облав на волков и медведей.

Финляндский парламент.

Юсси — простонародная форма от Иоханнес, т, е. Иоанн (Креститель).

Канна — мера жидкостей и сыпучих тел, равная 2,617 литра.

Лисфунт — мера веса, равная 8,5 килограмма.

Тунланд — поземельная мера, равна 0,493 га.

Капланд — поземельная мера, равная 0,0154 га; 15 капландов —0,231 га.

Лахтарь — по-фински буквально — мясник.

Пальмункрени — переделанная на финский лад форма шведского имени Пальмгрен, что в переводе означает — пальмовая ветвь.

Всех хулиганов, служивших в штабе, можно без промедления пустить в расход (шведск.) .