Ба Цзинь - Осень

— Холодного нельзя, пожалуй, хуже тебе станет, — попыталась отговорить Цуй-хуань.

— Не станет, не станет. У меня внутри все горит — хочу холодного, — хватая ртом воздух и задыхаясь, с трудом говорила Цянь-эр. Глаза ее, в которых, казалось, угасала последняя искорка, при виде чашки с чаем снова разгорелись. — Мне ни чашки чая не дали, — жаловалась она, — никого упросить не могла. Пожалей меня, Цуй-хуань.

— Дай ей, Цуй-хуань, пусть пьет. — У Шу-хуа защемило сердце от жалости; она думала лишь о том, чтобы удовлетворить эту незначительную просьбу больной — до остального ей не было сейчас никакого дела.

Помедлив, Цуй-хуань взяла чашку со скамеечки и поднесла больной. Та приподнялась и трясущейся рукой взяла чай; Цуй-хуань быстро поддержала ее. Держа чашку обеими руками, больная поднесла ее к губам так, как будто в ней был не крепкий, холодный чай, а нектар. Цуй-хуань успела еще сказать:

— Пей поменьше, — но Цянь-эр, нагнув голову, пила жадными, большими глотками, проливая чай на себя; он стекал по подбородку и капал на одеяло. Через несколько секунд в чашке ничего не осталось. Она с облегчением вздохнула, вернула чашку Цуй-хуань и в изнеможении упала на топчан.

— Идите, барышня. Здесь очень грязно, — медленно произнесла Цянь-эр, взглянув благодарным взглядом на Шу-хуа и заметив, что та не сводит глаз с ее лица.

— Ничего, — мягко ответила Шу-хуа и успокоила больную: — Поправляйся, болезнь не серьезная. Через несколько дней будешь здорова.

— Большое спасибо, барышня. Только лекарство что-то не действует. Мне с каждым днем все хуже, наверное, я не выживу, — с отчаянием в голосе сказала Цянь-эр, в глазах ее показались слезы.

На душе у Шу-хуа было тяжело; взглянув на Цуй-хуань, она обнаружила, что и у той глаза покраснели. Она стояла молча, кусая губы, слушая, как Цуй-хуань говорит больной:

— Болезнь-то ерундовая, не может быть, чтобы не вылечили. Выкинь эту ерунду из головы. Сейчас я пришлю тебе веер. Ты когда сегодня пила лекарство?

— Сегодня утром — один раз. Это лекарство я пила всего один раз, — тихо ответила Цянь-эр.

— Значит, сейчас опять нужно пить. А они даже не заварили тебе лекарство, — сказала Цуй-хуань, шаря взглядом по комнате в поисках банки с лекарством. Оказалось, что банка, которую она искала, стоит у ножки скамейки. — Я тебе заварю. Разве ты выздоровеешь, если не будешь пить лекарство? — И Цуй-хуань нагнулась за банкой.

— Если и завтра лучше не будет, нужно пригласить более опытного врача. Я поговорю с Цзюе-синем, — мягко произнесла Шу-хуа, желая вселить надежду в Цянь-эр.

— Хорошо. Вы идите, барышня, я приготовлю ей лекарство, а потом приду поухаживаю за барином, — сказала Цуй-хуань, держа в руках банку.

— Спасибо, барышня. Идите, — с трудом повернула голову больная. — Я вам не прислуживала, а вот вы пришли ко мне. Выздоровею — еще раз вас отблагодарю, — В ее беспомощном взгляде светилась глубокая признательность.

— Отдыхай, отдыхай как следует. Цуй-хуань о тебе позаботится. А что ты ела? — спросила растроганная Шу-хуа.

— Ничего. Тетушка Ли приносила мне кой-чего, но мне ничего не хочется. За день пью только немного чаю. и то потом часто тошнит, — слово за словом выдавливала из себя Цянь-эр, глядя на Шу-хуа.

— Тетя Ван тоже хороша! — возмущенно произнесла Шу-хуа. Затем, уже другим тоном, прибавила: — Ну, ничего. Скажи Цуй-хуань, чего тебе хочется, и я велю купить. Если тебе завтра будет лучше, велю приготовить тебе немного рисового отвара.

— Большое спасибо за заботу, барышня. — На лице больной появился слабый румянец, но тут же исчез и сменился выражением страха: — Только госпожа Ван не согласится. Ей не понравится, если она узнает.

Шу-хуа непонимающе уставилась на нее. Но Цуй-хуань пояснила: — Вы же знаете характер госпожи Ван, барышня. Если хотите дать что-нибудь Цянь-эр, то лучше сделать это украдкой, чтобы госпожа не знала.

— Понятно, — оживилась Шу-хуа. Затем, дав больной еще несколько советов, вышла вслед за Цуй-хуань.

Не отошли они и трех-четырех шагов от двери, как вдруг послышались какие-то хлюпающие ззуки: больную, видимо, рвало. Цуй-хуань сразу остановилась:

— Идите одна, барышня, я пойду взгляну, что с ней. — И, оставив Шу-хуа, она, даже не передав ей банки с лекарством, вернулась к Цянь-эр.

Шу-хуа постояла, тяжело вздохнула и, поднявшись по ступенькам, вошла в гуйтан.

После ужина, посидев за общим столом и понаблюдав, как тетки играют в мацзян, Цзюе-синь вернулся к себе в комнату. Цинь сидела у Шу-хуа. Зашел Цзюе-минь, позвал ее, и они вышли.

— Ты идешь сегодня в редакцию? — опросил Цзюе-минь.

— Пожалуй, лучше не стоит, — подумав, ответила девушка и, боясь, что Цзюе-минь неправильно поймет ее, пояснила: — Мама сегодня чем-то раздосадована, а я не могу найти предлога. Неудобно уходить. Ты и один можешь пойти, — попробовала она уговорить его. — Во всяком случае, ты можешь говорить от моего имени.

— Нет, мне тоже не хочется. Да сегодня ничего важного и не предвидится, только кое-какая корректура. Ничего не случится, если не пойду. Они за меня посмотрят, — негромко ответил Цзюе-минь. Они уже подошли к дверям его комнаты.

— А почему бы тебе не пойти? — ласково уговаривала его Цинь. — Я могла бы развлечься с Шу-хуа и Шу-чжэнь или побеседовать с Цзюе-синем. — Затем потише добавила: — Или ты боишься, что мне одной будет здесь скучно? — Она мягко улыбнулась: — Не бойся, в крайнем случае я могу почитать что-нибудь Шу-хуа.

Цзюе-минь молчал, по-видимому что-то обдумывая. Тем временем они зашли в комнату. Неожиданно он обратился к ней:

— Я хочу поговорить с тобой. Пройдемся по саду?

Цинь удивленно взглянула на него и улыбнулась:

— Хорошо. — Затем спросила участливо: — Что у тебя на сердце, брат?

— Ничего. Но нам в последнее время редко удается бывать вдвоем. Мне хочется просто погулять и поговорить с тобой, — чуть-чуть возбужденно ответил Цзюе-минь, бросая на Цинь взгляд, в котором одновременно были любовь, нежность и робость.

Цинь была тронута и, желая успокоить сомнения Цзюе-миня, ответила таким же, полным любви, взглядом и тихо произнесла:

— Я тоже хочу побыть вдвоем с тобой.

Они вошли в проход между флигелями и через заднюю калитку вышли в сад.

— Я сегодня очень беспокоилась за тебя, боялась, что тебе придется, пожалуй, вынести унижение, — улыбнулась Цинь, взглянув на Цзюе-миня и вспомнив события этого дня. — Не ожидала в тебе такой выдержки, — с некоторой гордостью добавила она. — Если бы ты знал, как я переживала!

— Я знал, видел это по твоему лицу, — улыбнулся в ответ Цзюе-минь. Радость одержанной победы вновь овладела им. — Я не боюсь. Они не посмели бы тронуть меня. Я же не сделал ничего дурного. Только… — улыбка его исчезла, и он задумался, — если бы тетя Чжан поддержала их, дело обернулось бы хуже. А мне не хотелось бы огорчать тебя.