Френсис Фицджеральд - Последний магнат

— Надо было сбежать раньше.

— Все не так просто. — Она помолчала и наконец решилась: — Понимаешь, я сбежала от короля.

Мировосприятие Стара враз пошатнулось: она умудрилась его превзойти. Из возникшего в голове сумбура всплыло лишь давнее смутное убеждение, что короли бывают только больные.

— Нет, он не король Англии, — продолжала Кэтлин. — Безработный монарх, он сам так говорил. В Лондоне королей предостаточно. — Она засмеялась и добавила чуть ли не с вызовом: — Он был очень красив, пока не начал пить и скандалить.

— Король какой страны?

Кэтлин сказала — и Стар припомнил лицо из старых кадров кинохроники.

— Он много знал, — добавила Кэтлин. — Мог научить всему на свете. И не так уж походил на короля. В тебе королевского гораздо больше. Больше, чем во всех остальных.

На этот раз Стар засмеялся.

— Ты сам понимаешь, о чем я. Их время ушло. Большинство из кожи вон лезли, чтобы приспособиться, как им советовали. Один, например, был синдикалистом. А другой вечно таскал с собой газетные заметки про теннисный турнир, где он вышел в полуфинал. Показывал мне раз десять.

Они проехали насквозь Гриффит-парк, миновали неосвещенные студии Бербанка и аэропорты и теперь направлялись к Пасадене, оставив позади неоновые вывески придорожных кабаре. Его к ней влекло, но время было позднее, да и простая автомобильная прогулка казалась редким счастьем. Они держались за руки; в какой-то миг она прильнула к Стару, он ее обнял.

— Ты замечательный. С тобой так хорошо!

Но Кэтлин витала мыслями где-то еще — сегодняшний вечер, в отличие от воскресного дня, не принадлежал полностью Стару. Она была погружена в себя, взвинчена после рассказа о былом; Стар не мог отделаться от мысли, что ему преподносят историю, которую приберегали для «американца».

— А с «американцем» ты знакома давно?

— Несколько месяцев. Мы часто встречались, понимаем друг друга. Он то и дело повторяет «похоже, это теперь навсегда».

— Тогда зачем ты мне звонила?

Кэтлин помедлила.

— Хотелось увидеть тебя снова. И еще — он должен был сегодня приехать, но вчера дал телеграмму, что на неделю задержится. И меня тянуло поговорить с кем-то близким — ты ведь мне близок…

Он желал ее все сильнее, однако разум неотступно твердил: Кэтлин нужно знать, влюблен ли я, женюсь ли — тогда она решит, отказать ли «американцу». Сначала она ждет, чтобы я открылся.

— «Американца» ты любишь?

— Да, уже все решено. Он спас и меня, и мой рассудок. Ради меня переезжает на другой конец света. Я настояла.

— Ты не сказала, любишь ли.

— Конечно, люблю. Конечно.

Это «конечно» говорило, что никакой любви нет: она ждет признания Стара — и все решит позже. Он обнял ее, поцеловал в губы и долго не отпускал.

— Не сегодня, — шепнула она.

— Хорошо.

Они ехали по «мосту самоубийц», недавно забранному высоким ограждением.

— Я знаю, что это такое, — сказала Кэтлин. — Все равно глупо. В Англии не так — если не можешь получить желаемого, никому не придет в голову прыгать с моста.

Лимузин, развернувшись у отеля, двинулся обратно. Порыв страсти схлынул, оба замолчали. После рассказов Кэтлин о королях перед глазами Стара почему-то замелькали воспоминания юности: пятнадцатилетним мальчишкой, незадолго до переезда в Нью-Йорк, он жил в пенсильванском городе Эри. Там, в перламутровом освещении главной улицы, был ресторан с выставленными в витрине омарами, с зелеными водорослями и яркими бликами на ракушечной стене грота; позади, за алым занавесом, творилось неспешное завораживающее таинство — двигались люди, пели скрипки. Кэтлин напомнила ему о тех омарах и свежих рыбах во льду: она была «красавица куколка» — и тем отличалась от Минны.

Они посмотрели друг на друга. Ее глаза спросили: выходить мне замуж за «американца»?

Стар не ответил.

— Давай поедем куда-нибудь на выходные, — предложил он чуть погодя.

— То есть завтра? — подумав, уточнила Кэтлин.

— Да.

— Тогда я скажу завтра.

— Ответь сегодня. А то вдруг…

— …вдруг обнаружится письмо в машине? — засмеялась она. — Нет, обойдемся без писем. Ты знаешь почти все.

— Почти?

— Да, почти. Остались мелочи.

Оставшееся он тоже выяснит, она расскажет завтра. Он не верил — не хотел верить — в многочисленность романов: все-таки связь с «прежним», с королем, была долгой и прочной. Три года жить в немыслимо противоречивом статусе — одной ногой во дворце, другой на задворках. «Приходилось смеяться, — сказала она тогда. — Я научилась смеяться чаще».

— Что ему мешало — женился бы на тебе, как Эдуард Восьмой на миссис Симпсон, — возразил Стар.

— У него была жена. И он не был таким романтиком… — Кэтлин осеклась.

— Как я?

— Да, — неохотно подтвердила она, словно открывая козырь. — Отчасти ты романтик. В тебе уживаются три или четыре личности, и каждая видна как на ладони. Как обычно у американцев.

— Не доверяй американцам так безраздельно, — улыбнулся Стар. — Они открыты, но переменчивы.

Кэтлин нахмурилась.

— Правда?

— Меняются быстро и внезапно, — подтвердил Стар. — И к прежнему уже не возвращаются.

— Ты меня пугаешь. С американцами было так надежно…

Кэтлин вдруг показалась одинокой, и Стар взял ее за руку.

— Куда поедем завтра? Можно в горы. У меня полно дел, но они подождут. Если выехать в четыре, засветло успеем.

— Не знаю. Ты меня озадачил. Я, кажется, уже не та Кэтлин, которая приехала в Калифорнию искать новой жизни.

В этот миг ему сказать бы «ты ее нашла» — он знал, что так оно и есть, что нельзя отпускать Кэтлин, — однако иное чувство склоняло его не поддаваться мальчишеским порывам, решить взвешенно. И ничего не говорить до завтра. Кэтлин смотрела на него по-прежнему, скользя взглядом от лба к подбородку и обратно, знакомо поводя головой из стороны в сторону.

…Это твой шанс, Стар, остерегайся его упустить. Эта женщина создана для тебя, она может тебя спасти, вернуть к жизни — о ней нужно будет заботиться, ты обретешь для этого силы. Удержи ее. Скажи что хотел, не дай ей уйти. Вам обоим невдомек, что где-то вдали, за границей ночи, «американец» изменил планы. Его поезд мчится через Альбукерке, расписание выверено, машинист пунктуален. К утру «американец» будет здесь.

…Водитель свернул вверх по холму, к дому Кэтлин. Место казалось Стару уютным даже во тьме: присутствие Кэтлин словно придавало особое очарование всему — лимузину, прибрежному дому на мысе, даже городским дорогам, видевшим их вместе. Холм, на который они сейчас поднимались, тихо светился, приглушенные звуки наполняли душу радостью.

Прощаясь, он вновь ощутил, что не в силах ее отпустить, даже на короткие часы. При разнице всего в десять лет его чувство скорее казалось ему похожим на беспокойную, нетерпеливую любовь стареющего человека к юной девушке. Отчаянно не хватало времени, сердце-хронометр отсчитывало секунды, подталкивая Стара нарушить логику всей прежней жизни — войти в дом вместе с Кэтлин и сказать: «Теперь это навсегда».