Эптон Синклер - Джунгли

Эти странности начались летом. Всякий раз Онна испуганно клялась, что больше это не повторится, и клялась напрасно. Каждый новый припадок все сильнее пугал Юргиса, он переставал доверять утешениям Эльжбеты и начинал думать, что за этим кроется какая-то тайна, которую от него хотят скрыть. Несколько раз он ловил взгляд бьющейся в рыданиях Онны, похожий на взгляд затравленного животного; безудержно плача, она порою произносила какие-то отрывистые слова, в которых сквозили и отчаянье и мука. И лишь потому, что Юргис сам был так измучен и угнетен, он не пытался выяснить, что все это означает. Он задумывался над поведением Онны, только когда бывал вынужден, — он тянул лямку, как замученная кляча, не размышляя ни о прошлом, ни о будущем.

Снова надвигалась зима, еще более грозная и жестокая, чем в прошлые годы. Стоял октябрь, и началась предпраздничная горячка. Чтобы на рождественские праздники хватило мяса, машина боен должна была работать до поздней ночи, и Мария, Эльжбета и Онна — винтики этой машины — работали по пятнадцати — шестнадцати часов в сутки. Выбора не было: если они хотели сохранить место, они должны были работать столько, сколько требовалось; кроме того, это добавляло кое-какие крохи к их заработкам, и, надрываясь, они несли свою непосильную ношу. Они ежедневно начинали работу в семь утра, в полдень съедали обед, а затем уже ничего не ели до конца работы, до десяти — одиннадцати часов. Юргис предложил ждать их, чтобы помогать им добираться домой; но они и слышать об этом не хотели: на удобрительной фабрике сверхурочной работы не было, и ждать Юргис мог только в пивной. Каждая из них выходила в темноту и плелась к углу, где они обычно встречались, а если оказывалось, что остальные две уже ушли, то садилась в трамвай и всю дорогу мучительно боролась со сном. Когда они приходили домой, то от усталости уже не могли ни есть, ни раздеться и пластом валились на постель в одежде и башмаках. Если они не выдержат, они обречены на гибель, если справятся — у них зимой будет достаточно угля.

Незадолго до дня Благодарения налетел снежный буран. Начался он после полудня, а к вечеру намело уже порядочно снега. Сперва Юргис хотел дождаться женщин, но затем он зашел в пивную обогреться, выпил две рюмки и сбежал от искушения; дома он прилег в ожидании и сразу уснул. Его мучили кошмары, он проснулся и увидел, что Эльжбета трясет его за плечо и плачет. Сперва он даже не понял ее слов — Онна не вернулась домой. Он спросил, который час. Было уже утро, время собираться на работу. Онна не ночевала дома! А на улице был мороз и крутом лежали глубокие сугробы.

Юргис вскочил. Мария плакала от страха, ребятишки хныкали, не отставал от них и Станиславас, охваченный ужасом перед снегом. Юргису потребовалось только надеть башмаки и пальто, через полминуты он уже выбежал на улицу. И тут он сообразил, что спешить не к чему, что он не знает даже, куда идти. Было темно, как ночью, падал густой снег. Царила такая тишина, что слышно было, как с шорохом ложатся на землю хлопья. За несколько секунд, пока Юргис стоял в нерешительности, снег облепил его с головы до ног.

Он побежал к бойням, останавливаясь у незапертых пивных, чтобы навести справки. Онна могла выбиться из сил по дороге, могла попасть в катастрофу на бойне. Добравшись до ее фабрики, он стал расспрашивать ночного сторожа, но тот не слышал ни о каких несчастных случаях. В табельной, уже открытой, табельщик сказал ему, что накануне номерок Онны был перевернут и, значит, с фабрики она ушла.

После этого Юргису оставалось только ждать, расхаживая взад и вперед по снегу, чтобы не замерзнуть. Бойни уже ожили, вдалеке выгружали из вагонов скот, через дорогу работали в темноте грузчики, перетаскивая в вагоны-ледники двухсотфунтовые куски говядины. Перед рассветом хлынула все сгущавшаяся толпа рабочих, они дрожали от холода и покачивали на быстром ходу судками с обедом. Юргис встал возле окна табельной — единственного места, где было хоть немного света. Шел такой густой снег, что Юргис, боясь пропустить Онну, заглядывал в лицо всем проходящим.

В семь часов утра пришла в движение вся машина боец. Юргис должен был уже стоять у своей удобрительной мельницы, но вместо этого он в мучительном страхе ждал Онну. Только через четверть часа он увидел возникшую из снежного тумана фигуру и с криком бросился к ней. Это была Онна, бежавшая изо всех сил. Увидев Юргиса, она покачнулась и почти упала в его раскрытые объятия.

— Что случилось? — взволнованно спросил он. — Где ты была?

Прошло несколько секунд, прежде чем Онна перевела дух и смогла ответить.

— Не сумела добраться до дома, — прошептала она, — Снег… Трамваи не ходили…

— Но где же ты была? — настаивал он.

— Пришлось пойти к подруге, — невнятно ответила Онна, — к Ядвиге.

Юргис облегченно вздохнул и вдруг заметил, что Онна всхлипывает и дрожит, словно у нее начинается один из тех нервных припадков, которых он так боялся.

— В чем дело? — закричал он. — Что с тобой?

— О Юргис, я так испугалась! — Онна исступленно прижалась к нему. — Мне было так страшно!

Они стояли возле табельной, и на них оглядывались. Юргис отвел Онну в сторону.

— Но почему? — растерянно спросил он.

— Я боялась, я так боялась! — всхлипывала Онна, — Я знала, что ты не догадаешься, где я, и я не знала, что ты можешь натворить. Я старалась добраться до дома, но я так устала. О Юргис! Юргис!

Он так обрадовался ее возвращению, что больше ни о чем не мог думать. Ее смятение, ее страх, ее бессвязные слова не вызвали у него никаких подозрений — все это казалось пустяками по сравнению с тем, что она вернулась. Он дал ей выплакаться, но было уже около восьми часов, и если бы они задержались дольше, у них вычли бы еще за час работы, поэтому Юргис ушел, а Онна осталась у дверей фабрики; лицо ее было бело, как бумага, а в глазах застыл смертельный ужас.

Затем последовала еще одна короткая передышка. Близилось рождество, снег не таял, мороз пробирал до костей, и каждое утро Юргис, спотыкаясь в темноте, почти на руках тащил свою жену на бойни. Но однажды ночью наступил конец.

До праздников оставалось три дня. Мария с Эльжбетой вернулись около полуночи и, увидев, что Онны еще нет, переполошились. Они не нашли ее на условленном месте и, прождав немного, пошли к ней в цех, но, узнав, что работницы разошлись еще час назад, тоже отправились домой. Снег в ту ночь не шел, было не очень холодно, и все-таки Онна не вернулась! На этот раз, должно быть, случилось что-то серьезное.

Они разбудили Юргиса, и, приподнявшись, он сердито выслушал их. Должно быть, она опять пошла к Ядвиге, сказал он, Ядвига живет всего в двух кварталах от боен, а Онна, наверно, устала. Ничего с ней не случилось, а если и случилось, то все равно до утра ничего сделать нельзя. Юргис повернулся на другой бок, и не успели женщины закрыть за собой дверь, как он уже храпел.