Чжоу Ли-бо - Ураган

— Это такая невидная штука, что, выбрось на дорогу, — никто не возьмет, — разочарованно сказал Го Цюань-хай.

— Свинец и все тут… — согласился милиционер.

Старик Сунь взял слиток и, осмотрев его, с видом большого знатока постучал по нему ногтем:

— Скажут тоже! Ты послушай, свинец разве так звенеть будет? Раньше, еще при старой династии, я много таких слитков перевидал, да только все они не мои были!

В правлении крестьянского союза шло собрание бедняков и батраков деревни Юаньмаотунь. Так как стояли сильные морозы, на земляном полу разложили большой костер. Комната была полна дыму. Люди чихали, кашляли и терли кулаками слезящиеся глаза.

Старик Сунь, размахивая руками, с увлечением рассказывал, как нашли под яблоней слитки серебра.

Вдруг примчался запыхавшийся У Цзя-фу и что-то шепнул на ухо Го Цюань-хаю.

— Ладно, — ответил Го Цюань-хай и подозвал Дасаоцзу:

— Сходи и разузнай, в чем там дело у Добряка Ду.

— К женщинам?

— Да.

— Хорошо. Идем, Лю Гуй-лань.

Когда они вошли во флигель, где разместились женщины из семьи Добряка, здесь уже собралось достаточно любителей поглазеть на семейные скандалы.

Тощая Конопля, багровая от злости, сидела на кане, поджав под себя ноги, и нещадно дымила трубкой.

При появлении Дасаоцзы и Лю Гуй-лань она вытащила трубку изо рта, смачно сплюнула сквозь зубы и закричала на младшую сноху:

— Все из-за тебя, только из-за тебя!

— Нет, из-за тебя! — огрызнулась та и непристойно выругалась.

— Из-за тебя, повторяю! Ты тут всем хочешь верховодить. Помнишь, как в декабре ты не позволяла кан перекладывать?

— А что из того, что не позволяла? Его все равно взяли да и переложили!

— Конечно, переложили! Неужели отец будет считаться с твоими фокусами.

Дасаоцза насторожилась. Потом, очевидно сообразив что-то, она схватила Лю Гуй-лань за руку, и обе поспешили в союз.

— Тут что-то есть, что-то есть! — повторяла Дасаоцза, задыхаясь от волнения. — Надо как можно скорее сообщить председателю. Зачем это Добряку понадобилось зимой кан перекладывать?

Выслушав Дасаоцзу, Го Цюань-хай нахмурился:

— Ты права, тут что-то неладно…

Наступило молчание.

— Старина Сунь! — вдруг крикнул Го Цюань-хай.

Возчик нехотя поднялся и вразвалку подошел:

— Слушаю тебя, председатель.

— Надо у помещика Ду кан в восточном флигеле осмотреть.

— Зачем его осматривать? Я уже давно осмотрел.

— Но ведь ты не разбирал его?

— Нет, чего не было, того не было…

— Придется разобрать. Женщин надо будет перевести в другое помещение.

Они взяли нужные инструменты и в сопровождении нескольких активистов направились к дому помещика.

Перебранка уже затихла, и любители семейных скандалов нехотя расходились по домам, Тощая Конопля лежала на кане, продолжая дымить своей трубкой, а ее противница качала в соседней комнате люльку.

Го Цюань-хай велел женщинам перебраться в западный флигель, а сам вскочил на кан и принялся простукивать каждый кирпич. Когда он добрался до стены, звук в одном месте показался ему более глухим. Го Цюань-хай выломал в этом месте несколько кирпичей, за которыми оказалась небольшая ниша, и извлек оттуда металлическую коробку.

Столпившись возле кана, активисты окружили председателя. Он открыл коробку. В ней лежали золотые серьги, броши, шпильки, а на дне — пачка каких-то документов.

Го Цюань-хай снова послал за Хуа. Тот немедленно явился. В руках оспопрививателя были счеты. Он захватил их, полагая, что председателю вновь понадобятся его бухгалтерские услуги.

— Скорей полезай сюда! Прочти нам, что тут такое написано! — крикнул Го Цюань-хай.

Хуа нацепил очки и, небрежно взяв в руки документ, рассмотрел его и вернул обратно.

— Купчая крепость на землю еще времен Маньчжоу-го, — важно изрек он и протянул руку за двумя другими листами, исписанными мелкими знаками.

— Тут написано нижеследующее, — объявил оспопрививатель. — «Восьмого августа 1946 года бандит Сяо Сян вместе со своей бригадой принудил меня отдать бездельникам пятьдесят шанов унаследованной мною от моих предков земли, за которую я получал законную аренду. Земля моя была роздана: Ли Чан-ю, Чу Фу-лину, Тянь Вань-шуню, Чжан Цзин-сяну и Сунь Юнь-фу (конюху)…»

Не успел Хуа докончить последнее слово, люди зашумели, как вода, прорвавшая плотину. Громче всех кричал старик Сунь:

— Это же контрреволюция! Сукин сын, даже мою фамилию прописал! Как он посмел, собака!

— Еще бандитом обзывает спасителя наших бедняков! — крикнул старик Тянь.

— Да ведь этот Ду — предатель! — продолжал бушевать возчик. — Он во времена Маньчжоу-го был начальником отряда самообороны и вместе с японцами ходил на сопку ловить партизан. Он говорил, что это хунхузы.

Пришел старик Чу. Возчик, торопясь, рассказал ему о находке и добавил:

— Ты, брат, тоже попал в этот список.

— Ах он негодяй! — рассвирепел Чу.

— Кстати, куда делся Добряк? — неожиданно спросил Го Цюань-хай.

— Притворился бедняком и поехал на сопку дров себе нарубить.

— Ловить его не станем, — сказал Го Цюань-хай, — но и разгуливать ему не позволим.

— Давай же поступим так, как в старину поступали, — предложил возчик, — если какой-нибудь негодяй нарушал установленный закон, то чертили на земле круг и ставили в него преступника. Железной решетки хотя и нету, а за черту выйти не разрешалось. Вот и стой себе в круге.

— Правильно придумал, старина! Устроим нашим помещикам такое же наказание, — зашумели вокруг.

— Внимание! — воскликнул Го Цюань-хай. — Есть еще одна бумага. А ну, Хуа, что в ней написано?

Оспопрививатель обстоятельно изучил бумагу и наконец проговорил:

— Это — «Список кадров крестьянского союза деревни Юаньмаотунь». Внизу примечание: «Кадрами у них называют чиновников коммунистической партии». Вот кто числится в списке: Чжао Юй-линь, Го Цюань-хай, Ли Чан-ю, Бай Юй-шань, Чжан Цзин-сян…

Хуа долго читал перечисленные помещиком фамилии активистов, затем огласил фамилии крестьян, получивших конфискованное помещичье добро. В списке значилось: кому достались лошади, какой масти и какого возраста, кто получил гаолян, бобы, соевое масло.

Когда Хуа кончил, старик Сунь подошел к нему и вполголоса спросил:

— А среди активистов разве моей фамилии не значится?

— Не значится. То, что тебе досталась одна конская нога, — это значится. — Оспопрививатель заглянул в список: — Одна нога рыжего коня… так, что ли?

— Так, так, это все правильно… А про то, что я начальника Сяо привез, разве ничего не написано?

Оспопрививатель неторопливо снял очки, и на его темном лице появилась улыбка:

— Правильно. Помещик про это написать забыл. Не расстраивайся, я могу приписать.