Даниэль Дефо - Радости и горести знаменитой Молль Флендерс (пер.П. Канчаловский)

Въ продолженіи всего этого времени онъ осаждалъ свою мать, онъ настаивалъ объяснить ему, если возможно, что означаетъ моя страшная фраза, какъ онъ назвалъ ее, будто онъ не законный мой мужъ и мои дѣти — не законныя его дѣти. Мать совѣтовала ему терпѣливо выжидать событій, говоря, что она еще ничего не могла узнать отъ меня. Она видитъ только, что я сильно взволнована, что меня мучитъ какая то тайна, которую, тѣмъ не менѣе, она надѣется скоро узнать; до тѣхъ же поръ она проситъ его обходиться со мной какъ можно лучше и постараться пріобрѣсти мое расположеніе, такъ какъ я страшно напугана его угрозой запереть меня въ домъ умалишенныхъ; въ заключеніе она сказала: никогда не слѣдуетъ доводить женщину до отчаянія, какіе бы ни были для этого поводы.

Я скоро почувствовала вліяніе этихъ переговоровъ: поведеніе моего мужа вдругъ измѣнилось, онъ сталъ совершенно другимъ человѣкомъ; нельзя было быть любезнѣе и предупредительнѣе его; я какъ могла отвѣчала ему тѣмъ же, но дѣлала это, принуждая себя. Однажды вечеромъ, мы, бесѣдуя, сидѣли вдвоемъ въ небольшой бесѣдкѣ, у входа въ садъ; онъ былъ въ веселомъ и пріятномъ настроеніи духа и говорилъ мнѣ много нѣжностей, наша дружба и надежда, что наши прежнія ссоры и непріятности не повторятся больше, приводили его въ восторгъ.

Я глубоко вздохнула и сказала, что нѣтъ въ мірѣ женщины, которая была бы болѣе рада нашему доброму согласію и болѣе бы огорчалась, если бы оно было нарушено, но я съ глубокой горечью въ сердцѣ должна сказать ему, что въ нашихъ отношеніяхъ существуетъ одно такое обстоятельство, которое я не знаю какъ объяснить ему и которое дѣлаетъ меня самой несчастной женщиной въ мірѣ.

Онъ просилъ объясниться яснѣе, но я отвѣчала, что не знаю, какъ приступить къ этому объясненію; я убѣждена въ томъ, что пока тайна принадлежитъ мнѣ одной, я одна и буду несчастна; и потому лучше всего не открывать ему этой тайны, что и было единственной причиной моего молчанія, такъ какъ я знаю, что рано или поздно, но моя роковая тайна приведетъ меня къ гибели во всякомъ случаѣ.

Тогда онъ сталъ увѣрять меня, что съ этой минуты онъ оставитъ меня въ покоѣ, онъ будетъ вѣрить мнѣ во всемъ и проситъ только объ одномъ: убѣдить его, что, какова ни была моя тайна, наша взаимная любовь не измѣнится никогда и останется вѣчной.

Это для меня было самое худшее, что онъ могъ сказать, и потому я прямо сказала ему, что я не могу быть счастлива даже въ томъ случаѣ, если онъ перестанетъ настаивать на томъ, чтобы я открыла ему эту тайну, хотя съ другой стороны я не знаю, какъ мнѣ разсказать ее.

— Но, посмотримъ, мой другъ, — продолжала я, — согласитесь ли вы на тѣ условія, которыя я предложу вамъ прежде, чѣмъ открыть эту тайну?

— Я соглашусь на всѣ условія въ мірѣ,- отвѣчалъ онъ, — какихъ только можетъ потребовать ваше благоразуміе.

— Хорошо, — сказала я, — въ такомъ случаѣ дадите ли вы мнѣ письменное обѣщаніе, что если вы убѣдитесь въ томъ, что я не умышленно создала нѣкоторыя несчастныя для насъ обстоятельства, то вы не станете меня осуждать, оскорблять, не станете дурно относиться ко мнѣ и не сдѣлаете меня жертвой того, что случилось не по моей волѣ.

— Это самое благоразумное требованіе, — сказалъ онъ, — я не могу осуждать васъ за чужую ошибку, дайте мнѣ перо и чернила. — Я принесла бумагу, перо и чернила. Онъ написалъ свое обязательство въ тѣхъ самыхъ выраженіяхъ, въ какихъ я передала его, и подписался.

— Теперь, другъ мой, — сказала я, — я не потребую отъ васъ больше никакихъ письменныхъ обязательствъ; но такъ какъ вы услышите самую неожиданную, самую поразительную семейную тайну, то я умоляю васъ, обѣщайте мнѣ, что вы примете ее спокойно, съ полнымъ присутствіемъ духа, свойственнымъ каждому благоразумному мужчинѣ.

— Я даю вамъ слово, — сказалъ онъ, — но ради Бога, перестаньте наконецъ пугать меня всѣми этими приготовленіями.

— Итакъ, вотъ въ чемъ дѣло: я уже вамъ говорила когда то въ раздраженіи, что передъ закономъ я не могу считаться вашей женой, а наши дѣти законными дѣтьми, теперь я должна спокойно и съ любовью, но съ страшной тоской въ сердцѣ объявить вамъ, что я ваша родная сестра, вы мой братъ, мы дѣти одной матери, которая живетъ съ нами въ одномъ домѣ и которая до того глубоко убѣждена въ истинѣ моихъ словъ, что не можетъ отрицать ихъ.

Я видѣла, какъ онъ поблѣднѣлъ и какъ страшно измѣнилось выраженіе его глазъ, и потому прибавила:

— Вспомните о вашемъ обѣщаніи и сохраните присутствіе духа; мнѣ кажется, я достаточно приготовила васъ для этого.

Однако, я позвала слугу и приказала подать рюмку рому, такъ какъ я видѣла, что мужъ теряетъ сознаніе. Когда онъ пришелъ немного въ себя, я сказала:

— Эта исторія, какъ легко себѣ представить, требуетъ долгаго объясненія; поэтому запаситесь терпѣніемъ, соберитесь съ мыслями, чтобы выслушать ее до конца, я же постараюсь быть краткой, на сколько это возможно.

Затѣмъ я разсказала ему все, что считала необходимымъ для выясненія самого факта, сообщивъ, какимъ образомъ его мать навела меня на это открытіе.

— Теперь вы видите, мой другъ, что я имѣла основаніе требовать отъ васъ нѣкоторыхъ условій, прежде чѣмъ открыть эту тайну, и что я не была и не могла быть причиной нашего несчастія, такъ какъ до сихъ поръ сама ничего не знала объ этомъ.

— Я вполнѣ въ этомъ увѣренъ, — сказалъ онъ, — во всякомъ случаѣ это страшная для меня неожиданность, но у меня есть средство положить конецъ всѣмъ нашимъ несчастіямъ, не заставляя васъ уѣхать въ Англію.

— Это было бы такъ же странно, какъ и все остальное, — сказала я.

— Нѣтъ, нѣтъ, я вижу, что я одинъ стою всѣмъ на дорогѣ. — Произнося эти слова, онъ имѣлъ видъ человѣка, близкаго къ помѣшательству, но тогда его слова не испугали меня: я была убѣждена, что человѣкъ, желающій лишить себя жизни. не станетъ говорить объ этомъ.

Хотя это несчастье не въ конецъ поразило его, но и замѣчала, что онъ сталъ задумчивъ, грустенъ, какъ человѣкъ, у котораго отчасти помутился разсудокъ. Своими разговорами я старалась привести его въ сознаніе, я сообщала ему свои планы относительно устройства нашей жизни въ будущемъ; иногда онъ чувствовалъ себя лучше и бодро отвѣчалъ мнѣ, но несчастье слишкомъ угнетало его мысли и онъ дошелъ до того, что два раза покушался на свою жизнь; однажды онъ едва не задушилъ себя, но его спасла мать: она вошла въ комнату и при помощи негра слуги перерѣзала веревку, на которой онъ висѣлъ.

Наконецъ, благодаря моей неутомимой настойчивости, мой мужъ, котораго здоровье, повидимому, сильно ослабѣло, уступилъ моему желанію. Судьба толкала меня дальше, она открывала передъ мною новый путь; благодаря стараніямъ моей матери, я получила отъ мужа богатый грузъ товаровъ, съ которымъ и должна была отправиться въ Англію.