Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.2. Марсельские тайны. Мадлена Фера

Подобно всем молодым людям, имеющим дело только с девицами легкого поведения, любовник Мадлены не испытывал особого уважения к женщинам; однако он относился к ним с грубоватой добротой сильного человека, любившего весело пожить. По правде говоря, он быстро забыл об угрызениях совести и перестал печалиться о судьбе Мадлены. Вскоре он по-своему влюбился в нее; он находил ее очень красивой и охотно знакомил со своими друзьями. Он относился к ней, как к своей официальной любовнице, брал ее по воскресеньям с собой в Верьер или в какое-нибудь другое место, а в будни приглашал поужинать в одной компании с женами своих товарищей. В конце концов все это маленькое общество стало называть молодую девушку попросту Мадленой.

Может быть, она и восстала бы против той роли, какую ей приходилось играть, если бы ее любовник не был с нею так мил; нрава он был очень веселого и умел насмешить ее до слез, даже если то, над чем он шутил, задевало ее. Постепенно она смирилась со своим положением. Незаметно для нее, мысли ее стали более низменными, она привыкла к своему позору.

Как раз накануне их встречи студент получил звание военного хирурга и со дня на день должен был отправиться к месту назначения. Но проходил месяц за месяцем, а приказа все не было, и каждый вечер Мадлена говорила себе, что, может быть, завтра она овдовеет. Она думала, что пробудет на улице Суфло всего несколько недель, а пробыла там год. Первое время она не испытывала ничего, кроме дружеского чувства к человеку, с которым жила. Но минуло два месяца; теперь вся ее жизнь проходила в тревожном ожидании отъезда любовника, была полна волнений, беспокойств, и это мало-помалу привязало к нему Мадлену. Если бы он уехал сразу, она, возможно, не ощутила бы особого отчаяния. Но она находилась в постоянном страхе, что потеряет его, и каждый день как будто обретала его вновь — это в конце концов крепко связало ее с ним. Она никогда не питала к нему страсти; она просто принимала его объятия, но чувствовала, что сливается с ним, что он целиком завладел ее телом и душой. Отныне она уже не могла бы его забыть.

Однажды она сопровождала одну из своих новых приятельниц в небольшую поездку. Эта приятельница, по имени Луиза, любовница студента-правоведа, поехала навестить своего ребенка, жившего у кормилицы, в двадцати лье от Парижа. Они должны были возвратиться только через день, но их застигла плохая погода, и они поспешили вернуться назавтра. Сидя в углу вагона, в поезде, увозившем их в Париж, Мадлена со смутной грустью вспоминала картину, которую только что наблюдала; ласки матери, трогательный лепет ребенка открыли перед ней целый мир неведомых ей ранее чувств. Она подумала, что тоже могла бы быть матерью, и внезапно ее охватила тоска. Мысль о скором отъезде любовника ужаснула ее, словно ей грозило непоправимое несчастье, о котором она никогда прежде не задумывалась. Мадлена вдруг ясно увидела свое падение, свое мучительно ложное положение; ей не терпелось скорее приехать в Париж, броситься в объятия любовника, молитвенно сложив руки, просить его жениться на ней, никогда не покидать ее.

Она явилась на улицу Суфло, горя как в лихорадке. Она забыла, насколько непрочны узы, связывавшие их и всегда готовые порваться; Мадлена хотела в свою очередь целиком завладеть человеком, воспоминание о котором будет владеть ею всю жизнь. Но, открыв дверь номера, который они занимали в гостинице, она, пораженная, замерла на пороге.

Около окна ее любовник, нагнувшись, укладывал чемодан; рядом лежал дорожный мешок и второй, уже закрытый чемодан. Одежда Мадлены, вещи, которые ей принадлежали, были в беспорядке свалены на кровать. Молодой врач утром получил приказ выехать и спешил закончить сборы, выгребая все из ящиков, деля всякие хозяйственные предметы. Он хотел уехать до возвращения своей любовницы, полагая, что поступает так из самых добрых побуждений. Он думал, что будет вполне достаточно оставить ей прощальное письмо.

Когда он обернулся и увидел на пороге Мадлену, на лице его невольно отразилась живейшая досада.

— Бедная моя девочка, — сказал он, обнимая ее. — Пришло время нам расстаться. Я хотел уехать, не простившись. Мы оба тогда избежали бы мучительной сцены… Видишь, я оставил твои вещи на кровати.

Мадлена вдруг ощутила какую-то слабость. Она опустилась на стул, забыв даже снять шляпку. Лицо ее было очень бледно, она не в силах была произнести ни слова. Глаза, сухие и блестящие, перебегали с чемоданов на ее собственные вещи, валявшиеся на кровати; от этого грубого раздела разлука представала перед ней в каком-то неумолимом и отвратительном свете. Их белье уже не лежало вперемежку в одном шкафу. Мадлена больше ничего не значила для своего любовника.

Он закрывал чемодан.

— Меня посылают к черту на рога, — сказал он, пытаясь засмеяться. — Еду в Кохинхину.

Мадлена наконец обрела дар речи.

— Хорошо, — сказала она глухим голосом. — Я провожу тебя на вокзал.

Она не считала себя вправе бросить хоть один упрек этому человеку. Он обо всем предупреждал ее, она сама захотела у него остаться.

Но вся душа ее восставала против этой разлуки, она чувствовала безумное желание повиснуть у него на шее, молить его не уезжать. Однако гордость не позволяла ей дать себе волю. Она хотела казаться спокойной, скрыть от юноши, который беззаботно насвистывал какую-то песенку, что его отъезд разрывает ей сердце.

Вечером пришли его товарищи. Всей гурьбой отправились на вокзал провожать отъезжающего. Мадлена улыбалась, а любовник ее весело шутил, успокоенный этой улыбкой. Он никогда не испытывал к ней иных чувств, кроме теплой дружбы, и уезжал довольный, что она так спокойна. Когда они входили в зал ожидания, он проявил невольную жестокость.

— Девочка моя, — сказал он, — я не прошу, чтобы ты меня ждала… Утешься и забудь меня.

Он уехал. Мадлена, на губах которой застыла странная, вымученная улыбка, машинально вышла с вокзала. Земля, казалось, уходила у нее из-под ног. Она даже не заметила, как один из приятелей молодого хирурга взял ее под руку и зашагал с ней рядом. Больше четверти часа она шла молча, отупев от горя, не видя и не слыша ничего вокруг. Но вдруг в звенящую пустоту ее мыслей проник звук голоса и заставил ее, помимо воли, прислушаться. Студент напрямик предлагал ей, раз она теперь свободна, поселиться вместе с ним. Когда она поняла, чего он добивается, она в ужасе взглянула на него; потом, охваченная отвращением, выдернула свою руку и поспешила укрыться в комнате на улице Суфло. Там наконец, в одиночестве, она могла выплакаться.